— К какому входу? — спросил Гилмор, заводя мотор.
— Входу?
— Ну, к какому входу в парк?
— А, вот ты о чем! К западному надо.
На сей раз «бьюик» решил не испытывать терпение хозяина и его пассажира: завелся сразу.
— Черт, а моя колымага все еще на что-то способна, — гордо заявил таксист, трогаясь.
— Ну, конечно. В ней вполне можно жить. Если домовладелец вышвырнет меня на улицу, продашь своего монстра?
— Размечтался, — усмехнулся Гилмор. — Мы с семьей думаем сами в него переехать.
Черный «Бьюик», фыркая и скрипя, повернул на Лонг-стрит.
Аманда уже ждала его. Поблагодарив Гилмора, сыщик выскочил из машины и быстрым шагом направился к девушке.
— Задерживаешься, — хмыкнула она.
Винс хотел сказать что-то в свою защиту, но не успел — руки Аманды обвили его шею, а поцелуй, который она ему подарила, был поистине сногсшибательным. У детектива на мгновение помутнело в глазах.
— Пойдем? — спросила девушка, как ни в чем не бывало.
— Э-э-э… Да, — ответил сыщик немного заторможено.
Он все никак не мог спуститься с небес на землю. Аманда хихикнула и, взяв Винса за локоть, потянула в парк.
Они пошли по темным аллеям, вдоль которых изредка встречались одноногие пеликаны-фонари. На лавках отсутствовали обязательные парочки, навстречу не спешили дамы с колясками и угрюмыми кавалерами, которые отчего-то совсем не любят пешие прогулки в компании семьи. В парке Святого Августа было чересчур пусто, гнетущая тишина немного раздражала Винса.
С другой стороны, его за локоть держала чудесная девушка. Разве можно говорить, что вечер не удался?
— Мы, похоже, одни такие романтики, — сказала Аманда.
— Пожалуй.
— Странно. Мне казалось, тут будет не протолкнуться.
— Сейчас немодно гулять по паркам. Нужно обязательно сорить деньгами в центре — к примеру, наблюдать чертовски скучный спектакль, только чтобы потом выйти из театра и с апломбом заявить спутнице: «Это было божественно!».
Аманда усмехнулась:
— А ты, похоже, циник.
— Наверное. Хотя мне кажется, скорее мизантроп.
— Вот как? И почему?
— Потому что люди всегда стараются показаться лучше, чем они есть на самом деле.
— Разве это так плохо — стремиться стать лучше?
— Я не сказал «стать лучше». Показать, что ты лучше, — поправил сыщик. — Это разные вещи.
— А что если правда настолько ужасна, что ее не стоит показывать?
— Правда всегда лучше лжи, какой бы отвратной она не была. К тому же, все тайное рано или поздно становится явным. Лучше никаких надежд сразу, чем огромное разочарование потом.
— Ты так считаешь?
— Считаю. А ты?
— Сложно сказать, — после непродолжительной паузы ответила Аманда. — Я не могу судить всех. Иногда люди делают глупости, даже серьезные. Им приходится уезжать куда-то далеко, в другой город, где у них нет ни родных, ни друзей, ни даже знакомых. Они хотят начать все с чистого листа, стараются забыть прошлое и жить сегодняшним днем и завтрашним, но не вчерашним.
— И все же прятать скелеты по шкафам — не лучший выход из ситуации.
— Иные скелеты лучше держать взаперти.
Некоторое время они шли молча. Поднялся ветер.
Он разворошил листву, подняв красно-желтый вихрь. Винс закурил. Аманда прижалась к нему. Оба они наблюдали за безумной пляской листьев, покуда ветер не отправился на поиски другой, более многочисленной публики.
Новал думал о том, что он наконец-то преодолел ту робость, что испытывал раньше. Сыщик впервые говорил с Амандой спокойно, уверенно, он уже не раздумывал над каждой фразой, прежде чем ее произнести. Это было здорово. Никогда еще общение с противоположным полом не давалось ему так легко. Страх оттолкнуть девушку неосторожным словом улетучился, не оставив и следа.
— Как думаешь, зима в этом году будет холодной? — неожиданно спросила Аманда.
— Не знаю, — пожал плечами Винс. — Думаю, как обычно.
— А как — обычно? — усмехнулась девушка. — Я еще ни разу не зимовала в Хорс-тауне.
— Снежно, прохладно, но терпимо. Ближе к Рождеству, по старой традиции, на Арни и его клячу напялят огромные красные шапки. Все будет пестрить гирляндами и прочей мишурой, а продавцы повесят над дверями омелу и будут пускать слюни, наблюдая, как очередная парочка целуется под ней.
— Как это мило.
— Скорее глупо. Но и мило, конечно, тоже…
Они снова помолчали.
— Знаешь, Винс, мне кажется, ты тоже не показываешь себя, настоящего, — заметила Аманда.
— Да? — выгнул бровь детектив. — Почему ты так думаешь?
— Мне кажется, в то время, когда другие хотят выглядеть лучше, ты стремишься показаться хуже, чем есть на самом деле.
— Зачем это мне? — усмехнулся сыщик.
— Возможно, это твоя защита — от окружающего мира. Типа, презрительная усмешка в лицо всем.
— Раз ты так думаешь, наверное, так оно и есть, — хмыкнул Новал.
— Ты ведь на самом деле лучше, много лучше, Винс.
— Как пожелаешь.
— Почему же ты не хочешь это показывать?
— Потому что я не хочу быть как все. Если я действительно хорош, люди сами разглядят это, без всякой показухи с моей стороны.
— А ты не думал, что твое поведение отталкивает людей, и они уже не хотят видеть больше того, что ты даешь им увидеть?
Эти слова заставили сыщика призадуматься. Нет, он не решил следующим же утром стать добрым и приветливым горожанином, который, проснувшись, кричит в раскрытое окно: «О, какой сегодня прекрасный день!». Он не собирался завязывать с выпивкой, с барами и заменять привычные колкости в разговоре на дешевые комплименты.
Винс просто подумал, что он на самом деле не такой уж отвратительный персонаж. По крайне мере, если в этом уверена симпатичная девушка, почему бы этому не быть правдой?
Они гуляли до поздней ночи, смеялись, шутили, обсуждали всякую ерунду вроде погоды или нового фильма в «Сиянии», а потом он проводил ее до дома. Аманда часто клала ему голову на плечо, и это было чертовски приятно.
Впервые за несколько лет Винс чувствовал себя счастливым.
Трудно заметить маленькую тень, притаившуюся за углом ближайшего дома. Особенно, если в этот момент вы не на грешной земле, а на небе, среди облаков, где чудесные нимфы играют на арфах, а ангелы хором поют «Ай лав ю, бейби» Фрэнка Синатры.
Стоит заметить, даркеры от природы своей весьма любопытные существа. Увидев приятеля-сыщика целующимся с неизвестной девушкой, Нуб остановился, дабы понаблюдать за влюбленной парочкой. Потом,
