Она вытряхнула пепельницу и сказала:
– Ты очень много куришь.
– Извини.
– Я не потому. – Лиля наконец-то улыбнулась. – Кури, сколько хочешь, но ведь это же вредно.
– Зато я не пью, – вымученно улыбнулся Александр. – А курю действительно много, особенно во время работы. Когда прохожу рентген, у меня даже не спрашивают, курю или нет. Сразу в лоб: «Сколько курите?»
Лиля села напротив него и спросила:
– Ты часто вспоминал меня?
– Да, – солгал он, отводя взгляд от кружевного выреза на груди Лили.
– А почему раньше не приезжал? Почему не писал?
Он промолчал – что он мог сказать? Как объяснить, что он забыл ее, а когда вспомнил и приехал сюда – понял, что любит ее и любил всегда? Любил всегда, несмотря на долгие годы разлуки?
– Чего ты хочешь, Саша?
– Тебя, – выпалил он и впился в нее глазами.
– Вот как, – сказала она, не удивившись его словам. – Ну, допустим на минуту, что это случилось – и что же дальше?
– Я разведусь с Леной, мы поженимся, и вы переедете ко мне, – медленно и твердо сказал он свое решение, принятое за последние дни и ночи.
И этому она как будто не удивилась.
– А что же будет с ними? С твоей женой, твоим сыном? Что будет с нами, наконец?
Александр, не вдумываясь в ее слова, – их заглушили усиленно подчеркнутые ею «твоей», «твоим», – поспешно сказал:
– Я думал об этом. Можно устроить все так, что никто не будет в обиде. Мою квартиру легко разменять на однокомнатную и двухкомнатную, и работа тебе там всегда найдется.
Она подняла брови.
– Ты не понял меня. Я и не сомневаюсь в том, что ты сделаешь все так, что им будет удобно. А я не боюсь неудобств, если бы они и были. Я о другом говорю. Вы прожили вместе восемь лет – это очень много, Саша. И прожили, как я думаю, неплохо. И потом... Ведь у твоего сына не будет другого отца.
– Да-да, я понимаю, – заторопился он. – Все это не так легко и просто, как может показаться из моих слов. Но ведь я... люблю тебя.
Лиля молчала, сложив руки на груди и глядя прямо перед собой.
– Что же ты молчишь? – робко сказал Александр.
– Мне кажется, – Лиля прямо взглянула на него – большими и строгими сейчас глазами, не умеющими лгать, – что ты слишком поспешно все решил.
– Нет, – быстро сказал он и с досадой подумал, что эта торопливость может только усилить ее ощущение о поспешности его решения. Лиля ничего не сказала, стала заваривать чай, размеренными движениями нарезала лимон аккуратными дольками. «Почему она так спокойна?» – тревожно думал Александр. Сам он волновался до того, что под коленом задрожали мышцы, и, выкурив сигарету, тут же взял другую, даже не заметив этого.
Лиля дала ему чай, стала медленно размешивать сахар в своей чашке.
– Я люблю тебя, – повторил Александр. – Ты не веришь мне?
Она отставила свою чашку, с непонятным отчаянием взглянула на него.
– Господи, Сашенька, о чем ты? Да как же я могу не верить тебе?
«Верит», – сказал он себе, еще не смея верить в ее веру и тому, что не нужно ничего объяснять, – а для него сейчас важно было только это – его любовь к ней и ее вера в нее, – и чужим голосом, эхом отдавшимся внутри него, спросил:
– Тогда что же нам может помешать? Что может помешать нашей любви?
Он сказал «нашей», но Лиля словно не заметила этого и недоверчиво спросила:
– А ты не понимаешь?
– Нет, – сказал он, действительно ничего не понимая, и Лиля откинулась на спинку стула и убежденно сказала:
– Но ведь этого не может быть!
– Чего?
– Что ты не понимаешь. Ты же просто не о том говоришь!
Он растерянно смотрел на нее – а Лиля вдруг засмеялась, и таким странным показался ему этот смех, что его растерянность сменилась изумлением – над чем тут можно смеяться? А Лиля внезапно оборвала смех и, дотронувшись до его колена рукой, очень серьезно сказала:
– Да ведь все очень просто, Сашенька. Нашей любви не то что может – должна помешать наша же любовь, та, что была у нас двенадцать лет назад...
