моих знакомых? Только вот, на кого конкретно? Определённо, напрашивается какая-то смутная ассоциация. Напрашивается, и тут же ускользает…».
Подполковник хмуро и вдумчиво посмотрел на посетителей, после чего желчно поинтересовался:
– Уже сняли у подозреваемого отпечатки пальцев?
– Не успели, – виноватым голосом доложил старший лейтенант. – Господину Нестерову неожиданно стало плохо, пришлось его поместить на койку. В смысле, на койку в камере. Его наша доктор осматривала, даже сделала общеукрепляющий профилактический укол.
– Ну, и ладно! Успеете ещё, – небрежно отмахнулся Старко. – А вот именовать этого блондинистого типа «господином», пожалуй, больше не стоит. Похоже, что он – на очень долгие годы – останется только «гражданином»…
Подполковник достал из-под стола новёхонький чёрный портфель (китайский ширпотреб, сработанный под «фирму») поставил на стол, раскрыл и вытащил из его недр полупрозрачный полиэтиленовый пакет с непонятным продолговатым предметом внутри.
– Неужели нашли орудие убийства? – совершенно по-детски восхитился сержант, он же – бывший старший следователь прокуратуры.
– Он, охламон столичный, ещё спрашивает! – надулся гигантским мыльным пузырём Старко. – Более того, я лично и обнаружил – в ста двадцати метрах от места преступления, в старой, наполовину обвалившейся траншее, заполненной дождевой водой. Вот так надо работать! Учитесь, салаги! Интересуетесь, что лежит в пакете? Отличный охотничий нож! Причём, очень приметный, с закреплённой на деревянной ручке латунной пластиной. А на пластине имеется чёткая гравировка: «Николаю Нестерову от верных друзей. На его тридцатилетие». Как вам это понравится?
Милиционеры ещё о чём-то переговаривались между собой, но Ник их больше не слушал. Противная и устойчивая апатия мешала правильно воспринимать действительность. Складывалось ощущение, что всё это происходит с кем-то другим, а он сам, Николай Нестеренко, является случайным сторонним наблюдателем – равнодушным и совершенно нелюбопытным.
Лишь одно обстоятельство интересовало его, но только слегка, так сказать, поверхностно: – «Обвинение в убийстве – дело очень серьёзное, плюсом нехилые улики множатся и накапливаются. А моя тонкая психика молчит и никак не реагирует на это. Где же они – хвалёные галлюцинации и неверные фантомы? Где все эти вампиры, монстры, убийцы, оборотни, кровососы и вурдалаки?»…
Кто-то вежливо подёргал его за рукав куртки, и голос сержанта Агофоныча строго велел:
– Подозреваемый, очнитесь! К вам обращаются! Приём-приём?
Ник отчаянно помотал головой, отгоняя прочь вязкое оцепенение, и встретился взглядами с подполковником. Глаза у Старко были странным: изучающими, внимательными, любопытными.
«Так смотрят на цирковых мартышек в розовых юбочках, умеющих кататься на двухколёсном велосипеде», – невесело хмыкнул внутренний голос.
– Ну, подозреваемый Нестеренко, будем подписывать явку с повинной? – проникновенно и ласково поинтересовался подполковник. – Улики-то неопровержимые, как не крути…. Ведь это, братец, твои отпечатки пальцев на винном пакете?
– Мои, конечно.
– Может, в пресс-хату тебя, несмышлёныша, определить? Рассказать, что там сделают с тобой за первые два часа пребывания? Нарисовать эпическую картину – масляными красками – в стиле доходчивого реализма?
– Не надо меня никуда определять, – апатично передёрнул плечами Ник. – Раз все улики на лицо, то передавайте дело в суд. Признательные показания? Извините, но я никогда не лгу. То есть, почти никогда…. Зачем же мне сейчас оговаривать самого себя? В общем-то, незачем…. Я просто могу письменно подтвердить, что точно не помню, что было прошлой ночью. Вернее, почти ничего…. Могу очень подробно описать все свои визуальные и слуховые галлюцинации, вызванные последствиями тяжёлого психического заболевания…. Вас устроит такой подход?
– Уже неплохо! – довольно хохотнул подполковник. – Старший лейтенант, оформите данное признание и снимите с подозреваемого гражданина Нестерова отпечатки пальцев. Пока только с пальцев рук. Ноги подождут до завтра…. Ха-ха-ха! Шутка такая. А потом мы сделаем так….
Довести начальственные инструкции до подчинённых Старко не успел: в коридоре раздался заполошный топот ног, зазвучали взволнованные – с нотками откровенной паники – голоса. Дверь приоткрылась, и в её проёме показалось испуганное лицо юного младшего сержанта, минут десять назад любезно помогавшего Нику надевать куртку и ботинки.
– Т-там это, – сильно заикаясь, доложил младший сержант, преданно округляя глаза. – Хозяин п- пожаловал. Уже под-д-днимается по л-лестнице. Какие будут п-приказания?
– Первым делом, надо срочно отконвоировать подозреваемого гражданина в камеру, – озабоченно нахмурился подполковник. – Лучше, в дальнюю, в полуподвал. Агафоныч, озаботься, пожалуйста. Ты же, Лёня, спрячь все документы по Нестерову. Подальше, в сейф патологоанатома.
– Зачем, Сергей Андреевич?
– Надо так, Лёня. Надо! Предчувствия у меня….
Предчувствия подполковника не обманули. Младший сержант, звонко и болезненно ойкнув, словно получив под зад крепкий пендаль, скрылся. Дверь широко распахнулась, и в кабинет вихрем ворвался низенький милицейский генерал: носатый, глазастый, с бесконечно-презрительной миной на щекастой физиономии.
«Натуральный Наполеон Бонапарт, только с усиками-ниточками», – вяло отметил Ник. – «Самодовольный такой типчик. Сатрап, бурбон и монстр – местного розлива. Впрочем, судя по живым и внимательным глазам, при этом далеко не дурак…».
– Общий привет, служивые! – бодро и сыто рыкнул генерал. – Все вон, бездельники! Разбежались по рабочим местам! Считаю до двух, потом открываю огонь на поражение…. Шутка такая, понятное дело. Гы- гы-гы! Старко и подозреваемый гражданин остаются, остальные свободны. Да, и все бумаги по делу Нестерова оставьте на столе. Все, я сказал! Если ещё есть что-нибудь – тащите…. Эй, Иваныч! Это и есть – твой человечек? Сонный он какой-то, будто с сильнейшего и хронического похмелья. Никак не тянет – на начальника охраны…
Из-за генеральской спины выглянул банкир Ануфриев, коротко улыбнулся и успокаивающе подмигнул.
«Иван Иванович», – заторможено обрадовался Ник. – «И выглядит как всегда, солидно и импозантно до полного восторга. За версту видно, что четверть века провёл в доблестных и жутко секретных органах. Рыцарь плаща и кинжала, мать их. Джеймс Бонд российского производства…».
Генерал барственно развалился в кожаном кресле, предупредительно освобождённом подполковником, небрежно полистал бумаги, подшитые в скоросшивателе лейтенанта Лёни, брезгливо скривился, по полированной столешнице отправил папку к Ануфриеву и, грозно нахмурив густые чёрные брови, вопросительно уставился на Старко:
– Ну, что ещё накопали, сыщики хреновы?
– Вот, стопроцентная улика! Козырная и решающая! – подполковник, самодовольно улыбаясь, указал пальцем на полупрозрачный полиэтиленовый пакет. – Охотничий нож с гравировкой имени и фамилия владельца. То бишь, искомого убийцы…
– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался генерал. – Смотри-ка, и точно! «Николаю Нестеренко от верных друзей. На его тридцатилетие». Офигеть и не встать! Держи, Иван Иванович! – пакет заскользил по столешнице вслед за картонным скоросшивателем.
Ануфриев не стал рассматривать ножик, а демонстративно медленно открыл свой шикарный портфель настоящей крокодиловой кожи (не чета плебейскому портфельчику подполковника!) и невозмутимо отправил туда и картонный скоросшиватель, и полиэтиленовый пакет со стопроцентной козырной уликой.
– Позвольте! Как же так? – побледнев, опешил подполковник. – Ведь дело уже открыто…
– Молчать, гнида вальяжная! – приказал генерал и, демонстрируя серьёзность своих намерений, от души вмазал кулаком по столешнице. – Слоновий бивень тебе в одно неприглядное место! Как открыл, так и закроешь! Не маленький…. Не слышу ответа?! Звёздочки плечи жмут?
– Так точно! Слушаюсь! – Старко незамедлительно вытянулся в струнку. – Всё будет выполнено,
