Если бы не постоянная опасность, которой подвергался Харро, а с ним и Либертас, от которой у Харро никогда не было секретов.
Машина, которую вел Шульце-Бойзен, въехала в пригород Ростока. Здесь предстояла небольшая остановка. По служебным делам Харро должен был заехать к Эрнсту Хейнкелю, авиаконструктору и владельцу гигантской авиакомпании. Головной завод Хейнкеля «Мариине» находился в Ростоке, на берегу залива Варнов.
Неподалеку от «Нептунверфта» — судостроительного завода — располагалась бензозаправочная станция.
Не успел Харро остановить машину, как из застекленной конторки выскочил сам владелец — немолодой уже немец, которого Харро называл просто по имени — Бернгард.
— Снова в наши края? — приветствовал он знакомого офицера.
— Хотим с женой немного позагорать.
— Здравствуйте, фрау Бойзен, — поздоровался владелец бензоколонки с Либертас.
— Здравствуйте, господин Келлерман.
— А где твой парнишка? — спросил Харро.
У Келлермана в помощниках ходил молодой парень, его дальний родственник.
— Карла призвали в вермахт.
— Ничего не поделаешь. Война.
— Как вы думаете, война с Россией продлится долго?
— Наш фюрер еще ни с кем долго не воевал. Ты же знаешь, Бернгард, что удары вермахта подобны удару молнии.
— И все-таки Россия такая большая страна, — вздохнул Келлерман.
— Ты заправил?
— Яволь.
— Я должен торопиться, Бернгард. Мне предстоит еще повидаться со стариком Эрнстом.
— С господином Хейнкелем?
— С кем же еще?
Город и завод «Мариине» разделял район дачных построек. Они тянулись по левую сторону от дороги. Справа, вдоль залива Варнов, территория принадлежала судостроительному заводу.
Слева небольшие дачные домики утопали в зелени яблоневых садов. Урожай обещал быть обильным — наливающиеся плоды буквально усеивали зеленые ветки.
У проходной «Мариине» Шульце-Бойзен притормозил. Из полосатой будки вышел вахман и направился к машине.
Харро отметил, что рядом с полосатой будкой стояла бетонная тумба, похожая на афишную. Вверху, на уровне человеческих глаз, по окружности были сделаны узкие прорези. Тумба была полой. Внутрь можно было проникнуть через бетонную дверь. Она начиналась не от земли, а сантиметров на тридцать — сорок выше. Отличное индивидуальное бомбоубежище! В случае воздушного налета охрана завода, вахманы, не покидая своих постов, схоронятся в таких бетонных тумбах-убежищах. Прямое попадание в тумбу диаметром в один метр, прикрытую сверху бетонной «шляпой», сделанной на конус, практически почти исключалось. Если же бомба упадет рядом, даже в непосредственной близости, тумбу только опрокинет.
— Я — Шульце-Бойзен, — сказал Харро вахману и протянул ему свое служебное удостоверение.
Охрана завода уже была предупреждена. Вахман сделал знак своему напарнику, и тот открыл шлагбаум.
Шульце-Бойзен въехал на территорию завода и повел машину по центральной магистрали. Слева остался цех № 36, справа — инструментальный и деревообделочные цеха.
Конструкторское бюро — большое четырехэтажное здание — находилось справа по ходу движения автомобиля. Перед бюро разбили яблоневый сад.
Харро остановил машину и открыл дверцу со стороны Либертас.
Вместе они направились по бетонной дорожке вдоль фруктовых деревьев к зданию.
Секретарша Хейнкеля Мария Хуперт тоже была предупреждена.
— Как доехали?
— Спасибо, хорошо.
— Хозяин ждет вас.
— Мария, я оставляю на ваше попечение Либертас. У вас, у женщин, всегда ведь найдется о чем поговорить в течение получаса. Не правда ли?
— Не беспокойтесь, мы найдем о чем поговорить.
Эрнст Хейнкель сидел в кабинете за большим дубовым столом, заваленным чертежами. Увидя Шульце-Бойзена, он встал и пошел ему навстречу. Они обменялись рукопожатием.
Владелец гигантской авиастроительной компании Эрнст Хейнкель был евреем. Чтобы уладить «дело», по приказанию Гитлера создали специальную расовую комиссию, которая установила, что Хейнкель — «стопроцентный немец». В один из своих визитов на «Мариине» Гитлер сфотографировался с Хейнкелем, и эта фотография, увеличенная, висела теперь как охранная грамота в кабинете.
Шульце-Бойзен и Эрнст Хейнкель знали друг друга не первый год, и им не было необходимости, когда они оставались вдвоем, вскидывать руку в нацистском приветствии: «Хайль Гитлер!» Наедине они могли позволить себе просто обменяться рукопожатием.
— Рад вас видеть.
— И я тоже. А вы это здорово придумали — с убежищами для полицейских. Но понадобятся ли они? — спросил Харро.
— Будем надеяться, что нет. Но предосторожность, а точнее, предусмотрительность не мешает.
— Это ваша идея?
— Моя.
— И как вам в голову пришла такая мысль?
— Очень просто. Видите башню? Подойдите сюда.
Хейнкель и Шульце-Бойзен подошли к широкому окну. В зелени деревьев высилась пятнадцатиметровая башня. Она тоже была сделана на конус.
— Диаметр ее стенок — полтора метра, — пояснил Хейнкель. — Она имеет пять этажей. Крыша — толщиной в полтора метра. Перекрытия между этажами — по полметра железобетона. Прямое попадание в нее почти исключается. Но даже если такое случится, то самая крупная бомба может повредить только верхний этаж. Взрыв рядом не может причинить никакого вреда, тем более опрокинуть башню. Когда мы сделали башню, я подумал о своих г л а з а х, о вахманах, об охране завода. Ведь на «Мариине» уже сегодня работает несколько тысяч военнопленных французов и поляков. А за ними нужен глаз да глаз, особенно во время воздушных тревог.
— Хорошо придумано, — согласился Шульце-Бойзен. — Я доложу рейхсмаршалу Герингу о вашей идее.
— Был бы весьма признателен.
— Я заехал к вам, господин Хейнкель, по поручению руководства министерства авиации. Наши военно-воздушные атташе в своих донесениях пишут о множестве неполадок в «Хейнкелях-111», которые в последнее время прибыли в Румынию и Венгрию.
— Можно ли поподробней ознакомиться с этими претензиями? — спросил Хейнкель.
— Конечно. Я захватил с собой перечень. — Шульце-Бойзен вытащил из портфеля папку и подал ее Хейнкелю. Тот развернул ее, бегло просмотрел.
— Все это не конструктивные недостатки, а результат плохой работы, — сказал он.
— Для люфтваффе это не имеет значения, — заметил Харро. — Самолеты выходят из строя.
— Согласен. Но для меня — имеет. Большая часть квалифицированных рабочих призвана в армию. Я уже сказал вам, что сегодня на «Мариине» несколько тысяч военнопленных. Они не освоили еще новых профессий, а немцы-мастера не успевают за всем проследить.
— А вы не допускаете мысли о саботаже?
— Допускаю. Поэтому я и сказал вам, что за чужестранцами нужен глаз да глаз. Но можете доложить в министерстве, что саботажникам на «Мариине» не будет никакой пощады!
