подали рагу из жирных виноградных улиток, крабового мяса и переспелого авокадо. В качестве основных блюд фигурировали тушёное мясо дикой козы, приготовленная в соусе из прокисших плодов хлебного дерева, и жареная молодь барракуды. На десерт были предложены многочисленные и разнообразные тропические фрукты. И, конечно же, превосходное местное апельсиновое вино – пахучее и терпкое – в неограниченных количествах…
Трапеза проходила в спокойной и дружеской обстановке. Болтали о всяком и разном: о тропических штормах, о пиратских повадках, о летучих рыбах и чёрных кошках.
Неожиданно за корабельными иллюминаторами, распахнутыми настежь по случаю тёплой утренней погоды, послышались дружные взволнованные крики, раздалось несколько одиночных пистолетных выстрелов.
– Что происходит, губернатор? – забеспокоился Лаудруп.
– Совершенно ничего не понимаю! – негр обеспокоенно передёрнул могучими плечами. – Может, намечается очередной бунт? Кто-то хочет занять моё тёплое местечко? Так, вроде, с утра ничего не предвещало – такого поворота событий…
– Эдвард Теч! Чёрная Борода! Чёрная Борода! – донеслись громкие и, как показалось, радостные крики…
– Знать, пора идти на судебное заседание, – невозмутимо сообщил губернатор. – Слышите, как волнуется народ? Как бы революция – между делом – не началась…
На улице было тревожно и беспокойно, порядка сотни горожан – в основном мужского пола – о чём-то угрюмо и угрожающе перешептывались между собой. Некоторые многозначительно потрясали длинноствольными допотопными ружьями, у других из-за широких кожаных поясов торчали пистолетные рукоятки, третьи по-простому сжимали в ладонях охотничьи ножи и обычные булыжники.
Увидев неторопливо выходящих из дверей трактира губернатора и его заморских гостей, горожане – словно бы по чьей-то незримой команде – тут же перестали шептаться, на улице установилась подозрительная и чуткая тишина, не обещавшая ничего хорошего.
– Ну, вот, опять повыдирали камни из многострадальной мостовой! – громко хлопнув ладонями по своим жирным бёдрам, расстроено констатировал дон Сезар. – А, ведь, сколько уже было говорено на эту тему! Сколько слезливых и клятвенных обещаний я выслушал! Мол, уличную мостовую больше трогать не будем…. Ничем вас, канатных плясунов, видимо, не пронять. Так и помрёте – темнотой некультурной! Ладно, с этим потом разберёмся…. И чем же вы, бродяги беспокойные, недовольны на этот раз? Чего не поделили? Мартышек, попугаев, бананы, или – серебряные рудники?
Из толпы вперёд вышел-выступил хлипкий и суетливый мужчинка: невысокий и худенький, уже в годах, лысоватый, с хитрющими глазами явного плута и записного пройдохи.
«Вылитый Джузеппе, закадычный приятель незабвенного папы Карло – из старого, ещё советских времён фильма про деревянного мальчишку Буратино», – тут же насмешливо доложил внутренний голос, пребывающий в хорошем настроении.
– Ну, что там у тебя, Вторая пинта? По какой такой причине ты сегодня мутишь народ? – недовольно и хмуро спросил губернатор.
– Я уже много раз просил – никогда не называть меня этим дурацким и очень обидным прозвищем! – ворчливым голосом, с сильнейшим украинским акцентом известил лысоватый господин. – Меня зовут – Джузеппе! Прошу вас запомнить, уважаемый господин губернатор, Джузеппе!
– Хорошо, хорошо, я запомнил! Ну, Джузеппе, по какому поводу, на этот раз, вы бучу учудили, позоря меня перед морскими гостями?
Пожилой пройдоха, криво улыбнувшись, неожиданно заявил:
– Эти чужеземцы хотят спасти Эдварда Теча! Сдаётся мне, что они закадычные друзья Чёрной Бороды, одного с ним поля ягоды…
Толпа снова зашумела и заволновалась – на самых разных диалектах и наречиях, но с явным преобладанием русского языка. Только через двенадцать-пятнадцать минут удалось погасить нежданный приступ народной подозрительности.
«Как-то всё происходящее слегка отдаёт дешёвым спектаклем», – подумал Пётр. – «Вернее, детским утренником. Чувствуется некая нарочитая искусственность и наигранность…».
– Всё, ребятишки, следуем на Центральную площадь! Будем начинать наш судебный процесс! – объявил дон Сезар.
Окружающий мир тут же взорвался от громких и восторженных воплей: это живые и непосредственные жители Сан-Анхелино, ещё совсем недавно готовые к вооружённому бунту, пустились в дружный и радостный пляс, слегка напоминающий классическую латиноамериканскую ламбаду.
«Ничего, братец, не попишешь, это – тропики!», – невозмутимо прокомментировал хладнокровный внутренний голос. – «Под созвездием Южного Креста – от серьёзной революции до легкомысленного карнавала – всего-то один маленький шажок…».
– Эй, морды бесстыжие и наглые, слушайте меня! – перекрикивая всеобщий шум и гомон, напомнил о своём существовании дон Сезар. – Не забудьте, родные мои, булыжники вставить обратно – в гнёзда мостовой…
В низком кустарнике весело и звонко перекликались между собой разноцветные тропические птицы, остро пахло цветущими жёлтыми розами. В Сан-Анхелино – везде и всюду – горожанки усердно выращивали жёлтые розы. Почему – только жёлтые? Петька так и не успел прояснить этот, безусловно, важный вопрос.
Жители Сан-Анхелино – кто поодиночке, кто небольшими пёстрыми группами – неторопливо стягивались к Центральной площади города, что располагалась неподалёку от величественного католического собора. Пётр и Людвиг, стараясь излишне не привлекать к себе нездорового внимания, влились в общий поток. Шли себе неторопливо по узким и извилистым, мощенным грубым булыжником улицам городка, время от времени ловко увертываясь от помоев, по-простому выплескиваемых из широко- распахнутых окон.
Центральная площадь была идеально круглой и очень просторной, по её периферии расположились любопытствующие народные массы, в центре красовался судейский помост, наспех сколоченный из неровных пальмовых досок. Рядом с помостом находилась тесная железная клетка с подсудимым, чуть дальше – высокий деревянный столб, несколько вязанок сухих дров, массивная плаха с воткнутым в неё топором самого зверского вида, солидная новёхонькая виселица.
– Да, очень трудная задача стоит перед Высоким судом, – чуть слышно усмехнулся Людвиг. – Повесить подсудимого? А, может, голову ему, мерзавцу, отрубить? Четвертовать урода? Или же сжечь безжалостно? Трудная задача, надо признать…
Человек в клетке выглядел жалко и беззащитно: наполовину обгоревшая седенькая (а совсем и не чёрная!) бородёнка, испуганные, постоянно бегающие по сторонам узкие глаза, просительно-робкая, совершенно щербатая улыбка…
– Да, это – действительно – Эдвард Теч, знаменитый и легендарный пиратский предводитель, – угрюмо объявил Лаудруп, невежливо сплюнув в сторону. – Постарел только немного, гадина сволочная. Но огонёк в глазах всё тот же мелькает временами, безусловно, волчий…
Наконец, под восторженное и радостное уханье толпы, на помост стали подниматься и рассаживаться по своим местам судейские.
В центре помоста вольготно расположился в дубовом кресле некто – в бесформенном и морщинистом черном балахоне. Лицо неизвестного человека скрывалось под капюшоном, старательно накинутым на голову. Были видны только его руки – большие, чёрные, но с бело-розовыми ладошками. Ладони нервно обнимали, безостановочно двигаясь, массивный черный посох с искусно вырезанной – в качестве рукояти – головой пуделя.
– Это же – губернатор Сезар? – неуверенно спросил Петька.
– Наверное, он. Кто же ещё? – также неуверенно ответил Лаудруп.
«А я вот, например, никак не пойму – причём здесь голова пуделя, а? – неслышно подал свою реплику любопытный внутренний голос.
Справа от Главного на краюшек стула с высокой резной спинкой осторожно присела тоненькая женщина, облачённая в тёмно-синий плащ, капюшон которого был наброшен на голову только наполовину.
