Метель разошлась уже не на шутку, завывая на все лады за кожаной поверхностью обшивки. Возок нещадно мотало на крутых поворотах и высоко подбрасывало на ухабах-рытвинах. Не смотря на это, Пётр даже умудрился задремать: прошедший день выдался очень насыщенным на разнообразные события и происшествия, навалилась – в плановом порядке – тяжёлая свинцовая усталость, глаза закрывались сами по себе, вовсе не спрашивая у хозяина разрешения.
«Ну, и ничего страшного», – успокаивающе нашептывал вялый внутренний голос. – «Поспи, братец, поспи. Восстанови силы. Хотя бы чуть-чуть. Оно, ей-ей, не будет лишним…».
Кто-то вежливо потряс его за плечо и хриплый голос известил:
– Всё, барин, приехали! Просыпайтесь!
Пётр открыл глаза, и дружелюбно подмигнул кучеру Антипу, заглядывающему в приоткрытую дверь возка:
– Спасибо, что разбудил. Я мигом…. Где мы сейчас находимся?
– В одной трети версты от поместья Ненарадово, Пётр Афанасьевич. Стоим, как и полагается, навстречу ветру…
Петька выбрался наружу, разминая затёкшую поясницу, сделал несколько торопливых наклонов- приседаний, внимательно посмотрел в сторону господского дома, в некоторых окнах которого теплились далёкие свечные огоньки, и уточнил:
– А зачем – навстречу ветру?
– Чтобы сторожевые псы издали почувствовали мясо, пропитанное раствором. Собаки от этого запаха без ума, на всё готовые. Пусть они сразу же поймут, что от вас, барин, не исходит опасности. Вот вам куль из рогожи, в него я и сложил сонное мясо…. А мне что сейчас делать?
– Терпеливо ждать меня здесь. Думаю, что управлюсь часа за полтора. Может, я вернусь один. А, быть может, и с женой.
– Удачи вам, барин! Как и желала благородная княгиня Ванда…
Собаки выбежали ему навстречу, когда до правого флигеля господского дома оставалось метров семьдесят пять – восемьдесят. Вернее, сперва в лунном свете мелькнули неясные серые тени, затем в садовых кустах появились жёлто-зелёные глаза-плошки, а потом раздалось жалобное, просительное и робкое повизгивание.
– Идите сюда, глупые псины, – шёпотом позвал Петька. – Идите, не бойтесь. Сейчас я вас знатно угощу. Сколько у нас голодных и жадных ртов? Один, два, три…. Ага, всего семь штук. Только, пожалуйста, не надо так толкаться и шуметь, мяса хватит на всех. Обещаю…. Ешьте, моды прожорливые. Ешьте…
Убедившись, что все собаки крепко уснули, он уверенно зашагал дальше. Примерно в двух метрах от стены флигеля росло высокое и толстое дерево.
«Наверное, вишня», – предположил беспокойный внутренний голос. – «Впрочем, хотя бы и слива. Главное, что по его ветвям можно забраться наверх и заглянуть в окно второго этажа, где горит одинокая свеча…».
Пётр примерился и, отринув прочь сомнения, полез вверх по шершавому и – местами – корявому стволу. Поднявшись метра на три с половиной, он насторожённо замер, бдительно всматриваясь в окошко, наполовину задёрнутое тяжёлой бархатной портьерой.
«Молодая женщина, одетая в скромное домашнее платье, отвернувшись от окна, сидит за столом и что-то старательно пишет гусиным пером на листе бумаги», – сообщил бдительный внутренний голос. – Лица не видно, но нет никаких сомнений, что это наша Мария Гавриловна. Кто же ещё? Давай, братец, действуй! Не тяни бродячего кота за облезлый хвост!».
Тяжело вздохнув, Петька свесился с вишнёвого ствола и осторожно постучался костяшками пальцев в оконное стекло. Свеча тут же потухла, бархатная штора чуть заметно закачалась-задрожала.
«Девица проявляет девичью осторожность», – понял Пётр. – «Затушила свечу и теперь пытается из-за шторы высмотреть лицо ночного гостя. Хорошо ещё, что Маша не закричала и не подняла тревоги. Пришлось бы тогда долго и нудно объясняться с её папенькой и маменькой…».
Заскрипели петли, осторожно – на пару сантиметров – приоткрылось окошко, и девичий голосок негромко спросил:
– Владимир, это ты?
– Не совсем, – неуверенно пробурчал Петька, в глубине души презирая самого себя за нежданную робость. – Я, э-э-э, хороший приятель прапорщика Владимира Николаева, его верный и убеждённый соратник по охотничьим забавам…. Мне надо срочно переговорить с вами, милая Мария Гавриловна, – после короткого молчания добавил – постыдно жалким и просительным голосом. – Очень надо переговорить…. Пожалуйста…
– Залезайте, – девушка широко распахнуло окно. – Только, пожалуйста, не упадите, ради Бога.
Он перебрался с дерева на деревянный приступок, шедший по всему периметру дома и отгораживающий первый этаж от второго, ухватился за распахнутую и надёжно закреплённую резную ставню, осторожно ступил на подоконник, а затем неловко спустился на досчатый пол комнаты.
– Что же вы такой большой, тяжёлый и шумный? – тихонько возмутилась Мария Гавриловна. – Перебудите всех вокруг…. Что люди подумают про меня? Прикройте окно, проходите, садитесь, сейчас я зажгу свет, и мы с вами поговорим.
Пётр осторожно уселся, обхватив руками колени, на краешек скрипучего стула и понял, что очень – до дрожи во всём теле – волнуется.
«Сейчас, наверное, опять начнёшь позорно – через каждое второе слово – заикаться и нести непередаваемую чушь», – откровенно заскучал внутренний голос. – «Словно бы рот забит – под самую завязку – комковатой манной кашей. Тьфу, на тебя, братец! Сколько же можно – строить из себя робкого и трусливого скромника? Смелее надо быть! Напористее! Ты же – в настоящий жизненный момент – являешься бравым гусарским подполковником, а не вшивым экономистом московского «Водоканала», чёрт дери…».
Девушка, с минуту пощёлкав кресалом, зажгла тоненькую восковую свечу, вставленную в гнездо старенького серебряного подсвечника, вторую, третью, после чего обернулась и пристально посмотрела на ночного гостя.
Петька бестолково вскочил на ноги и, ничего ещё не понимая, потерянно забормотал:
– Вы – кто? Как вас зовут? Что здесь происходит?
«Я вижу перед собой высокую девушку, гораздо более высокую, чем та, в деревенской церкви», – старательно доложил внутренний голос. – «Волосы чёрные, кудрявые, лицо бледное, слегка вытянутое, глаза тёмно-карие…. Нет, данная девица ни капли не похожа
Барышня непонимающе и чуть испуганно отшатнулась в сторону и вежливо представилась:
– Мария Гавриловна Радостина. А вы, сударь, кого ожидали увидеть перед собой? Кстати, ваше лицо мне, определённо, знакомо.…Нет ли у вас сына – двадцати с небольшим лет от роду? Или, допустим, племянника?
– Племянника нет, и, увы, уже никогда не будет. Сын? Надеюсь, что родится когда-нибудь…. Простите, но вынужден срочно откланяться. Приятно было познакомиться и всё такое…. Но, извините, очень и очень тороплюсь.
– Как? Уже уходите? Вы же хотели поговорить со мной…
– Ничего не получится, – Пётр вновь приоткрыл окно и забрался на подоконник. – Произошла досадная ошибка…. Нет, лично вы, милая Мария Гавриловна, здесь абсолютно не причём. Как, впрочем, и уважаемый Александр Сергеевич….
– Какой ещё Александр Сергеевич?
– Пушкин, конечно же…. А у вас, поверьте, всё будет хорошо. И, даже, отлично. В урочный час, уже после войны с Наполеоном, вы непременно повстречаетесь
– Какая же?
– Позабудьте, пожалуйста, про этот мой неловкий и бессмысленный визит! Как будто это были
