приметной фамилией – называли Лёху. Армейское прозвище – дело святое. Особенно, первое прозвище…
Секретный воинский корпус условно делился на две приблизительно равные части – на европейскую и африканскую. В европейскую – кроме россиян – входили австрийцы, поляки и англичане. В африканскую – нигерийцы, марокканцы и алжирские берберы. И, как-то так получилось, что русские сошлись именно с берберами. Не то, чтобы сошлись, но общались охотнее всего, видимо, почувствовав некое родство душ и схожесть природных менталитетов. Генерал Фрэнк Смит – мужчина опытный и по-настоящему мудрый, возглавлявший «ооновцев» – подметив данную национальную взаимную симпатию, начал назначать в патрули-караулы берберов совместно с россиянами.
Впрочем, Никон и Горыныч, входившие в вертолётную команду, в патрули-караулы не ходили. Армейская элита, так сказать, не любящая месить тяжёлыми грубыми ботинками – без особого строгого приказа – вязкий и сыпучий песок.
Тёмному в напарники постоянно доставался Аль-Кашар – пожилой алжирец с тёмно-коричневой непроницаемой физиономией, покрытой густой сетью глубоких морщин. Аль-Кашар был местным жителем, родом из Чёрного ущелья, когда-то обитаемого. Леон ходил в караулы с молодым бербером по имени Аль- Салони. Лёха же прочёсывал пустыню в компании с ливийским перебежчиком Зиданом.
Как правило, армейский пятнистый фургон (американский аналог российского «Урала»), на раннем рассвете останавливался возле крутой излучины узенького безымянного ручья, время от времени пересыхавшего.
Они неторопливо вылезали из машины, тщательно проверяли походную амуницию, оружие, правильность настройки раций и, взвалив на плечи тяжеленные рюкзаки, расходились – в разные стороны – по намеченным маршрутам. То есть, их патрули-караулы весь день настойчиво и целенаправленно обходили пологие склоны Чёрного ущелья, высматривая следы пребывания подлых ливийских диверсантов.
Иногда следы обнаруживались, о чём тут же по рации сообщалось на Базу. Тогда в воздух поднимались шустрые «Ирокезы»[4] и, изредка постреливая, начинали старательно кружить над пустыней…
А в обеденное время следующего дня, после ночёвки у походных костров, патрули встречались у приметной гранитной скалы и – уже совместно – возвращались к безымянному ручью, где их поджидал пятнистый автофургон.
Через полтора месяца Лёха загремел в госпиталь. Шедший первым Зидан не углядел элементарной гранатной растяжки. Его извиняло только одно обстоятельство – натянутая тонкая проволока была предусмотрительно покрыта жёлто-серыми разводами. Зидану оторвало ступни обеих ног и по-взрослому разворотило живот. Он умер ещё до прибытия вертолёта. А Лёхе осколками качественно посекло левое плечо и он на три недели завис в полевом «ооновском» госпитале. Скука смертная. Зато имелись в наличии отличные кондиционеры и смазливые медсестрички. Рай натуральный, особенно после знойных песчаных барханов. Для тех, кто понимает, конечно…
По-разному сложилась эта командировка для российских офицеров. По-разному…
Однажды вертолёт, на котором летели Горыныч и Никон, совершил вынужденную посадку в пустыне. Причём, достаточно жёсткую посадку. Потом началась сезонная песчаная буря. Когда – через неделю – к месту вынужденной посадки подошли вездеходы, спасатели обнаружили только двух оставшихся в живых. Естественно, Горыныча и Никона. Остальные восемь бойцов – самых разных национальностей – умерли от жары, жажды и общей слабости характеров. А Горыныча и Никона, слегка подлатав, отправили – на окончательное излечение – в родимую Россию. Мол, воздух Родины является лучшим лекарством.
Аль-Кашар научил Тёмного подражать вою пустынных волков «Lobo desierto». То есть, вою рыжих ливийских шакалов, как их было принято называть. Зачем? Говорят, что шакалий вой эффективно отпугивает злобных пустынных крыс и всех прочих гадких грызунов.
Самому же Аль-Кашару не повезло. Месяца через два с половиной достал-таки его меткий ливийский диверсант – полчерепа снесло бедняге. Только серо-жёлтые мозги, перемешиваясь с аналогичным по цвету песком, разлетелись по пустыне…
Леон и Аль-Салони отличились по-настоящему. То бишь самолично уничтожили вражеский шпионский отряд. Даже вертолётов огневой поддержки, наглецы самонадеянные, дожидаться не стали. Сами – на раз – положили ливийских субчиков.
А Лёха – за время пребывания в полевом госпитале – познакомился с молоденькой симпатичной врачихой, полькой по национальности. Светлые, слегка вьющиеся волосы, серые смешливые глаза, длинные стройные ноги. Её звали – «Ванда»…
Разгорелась любовь. Жаркая-жаркая. Со всеми атрибутами. Без всяких сомнений и ограничений. Голова шла кругом. Хотелось петь от неземного счастья. Хотелось…
А потом случилось страшное.
Очередное свидание было назначено на двадцать ноль-ноль, за складским бараком. Там – на самой границе с пустыней – у влюблённых было оборудовано уютное тайное гнёздышко. Так, ничего особенного, несколько составленных в ряд прямоугольных фанерных ящиков из-под медикаментов, накрытых списанным матрацем.
Но неожиданно Фрэнку Смиту приспичило провести внеочередное совещание. Генерал долго и нудно распинался о напряжённой политической обстановке, о происках тёмных сил и о необходимости удвоить бдительность.
Короче говоря, Лёха опоздал на добрые пятьдесят минут. Когда же он подошёл к заветному месту, то Ванды там не было. А возле стены складского барака валялся её служебный браунинг…
Девушку искали две с половиной недели. Были задействованы и мощные вездеходы, и мобильные отряды на верблюдах, и вертолёты. Только эти поиски ни к чему не привели. Ни единого следа-следочка обнаружено не было.
Что произошло? Кто похитил Ванду? Что с ней сделали? Лёха про это так ничего и не узнал. Ничего…
Вскоре заграничная командировка закончилась. Милая Родина приказала вернуться назад. Встретила, похвалила, наградила, выписала заслуженную премию.
Он долго переживал случившееся – весь трёхмесячный отпуск, положенный по регламенту. Пил горькую, путался со всякими курвами и лярвами. А потом подоспела новая командировка – тоже на юг, но несколько восточнее…
Нельзя сказать, что эти две Ванды были похожи друг на друга, как дождевые капли воды. Нет, конечно же. Разный рост, разные фигуры, разные лица. Но светлые волосы, серые глаза, длинные и стройные ноги… Практически – один в один…
Глава девятнадцатая
Скучать не приходится
Лёха, неловко выронив кастрюлю с солянкой на землю, сбросил с плеч лямки рюкзаков, схватил карабин и, не зная, что делать дальше, бестолково побежал вдоль стены метеостанции. Свернул за угол и, настороженно поводя стволом карабина из стороны в сторону, проследовал дальше.
Он бежал и потерянно бормотал под нос:
– По второму разу, мать его. По второму разу… Как же так? За что, Господи? Это же не честно! Почему? Помоги же! Будь человеком! Куда же она могла подеваться? Куда?
Обежав метеостанцию, Лёха нерешительно остановился.
«Двигай, братец, по второму кругу. Не жуй сопли», – посоветовал внутренний голос, никогда не терявший головы. – «Как это – зачем? Ты же всё по сторонам смотрел? То бишь, старательно вглядывался вдаль? Вот, видишь… А теперь, наоборот, внимательно гляди под ноги. Что высматривать? Следы незнакомых ног. Или, к примеру, лап. Или же широкую полосу, которая образуется на грунте – когда по нему волокут бесчувственное тело… Тьфу-тьфу-тьфу!».
Повторный обход тоже ничего не дал. То бишь, не принёс каких-либо результатов.
Лёха остановился возле входа в здание метеостанции и – от безысходного отчаяния – закричал:
– Ванда! Ванда! Ванда!
– Алекс, почему ты так вопишь? – спросил – откуда-то сверху – звонкий женский голосок. – Что-то случилось? Ты меня потерял? Я здесь, не волнуйся…
