– Сейчас выйдем на связь с запасным аэродромом? – с аппетитом кусая мягкий бок консервированной груши, спросила Ванда.
– Обязательно, – подтвердил Лёха.
– Возьми меня с собой, а? Стоять одной – в сером предзакатном сумраке – возле входа в покосившееся здание метеостанции? Поверь, что это весьма неприятно. Удовольствие, как говорится, ниже среднего.
– Хорошо, возьму, – после короткого раздумья согласился Лёха. – Только ты будешь находиться в спальне. Спрячешься там. При открытых дверях весь разговор будет хорошо слышен.
– Почему – в спальне?
– Чтобы случайно не попасть в поле зрение видеокамер. Увидят на аэродроме, не дай Бог, какая ты у меня красивая, да и отправят сюда ещё один самолёт – с вооружённой до самых зубов командой.
– У них же есть моя фотография, – напомнила Ванда. – Сам же говорил вчера.
– Говорил. Но, когда и где делали эту фотографию?
– В нашем родимом «Чистилище». Примерно полтора с хвостиком месяца назад.
– Вот, видишь! – довольно улыбнулся Лёха. – Ты, конечно, и тогда была безумно-симпатичной. Но сейчас стала – во сто пятьдесят раз краше. Я имею в виду, после того, как стала счастливой и обожаемой женой. Моей – женой, понятное дело. Медовый месяц, опять же, в самом разгаре.
– Ты правду говоришь? – мило засмущалась Ванда. – Про мою неземную красоту?
– Истинную и святую правду! Чтобы мне – всю дальнейшую жизнь – оставаться штатским зачуханным гадом…
Ванда зажгла несколько масляных светильников. А потом, как они и договаривались, прошла в спальню, оставив дверь приоткрытой.
Лёха, первым делом, «перекачал» снимки – с фотоаппарата – на компьютерную память, а после этого отправил их на электронную почту запасного аэродрома.
Снимки, как это и не странно, ушли.
«Очевидно, какой-то трансляционный спутник в околоземном космическом пространстве – во время недавнего планетарного катаклизма – всё же, уцелел», – предположил Лёха. – «По крайней мере, тот, который обеспечивает устойчивую связь в приполярных областях…».
Выждав минут пять-шесть, он, введя нужный код, вызвал на связь Тима Джонса.
После нескольких голубых всполохов на экране монитора появилась помятая усатая физиономия.
– Добрый вечер! – поздоровался Лёха. – Дерьмово выглядишь. Всё пьёте и пьёте, отдыха не зная?
– Привет, – хмуро пробурчал в ответ Тим. – Пьём, конечно. Стезя такая, жизненная… Получил твои фотки. Мрак полный и окончательный… Как оно всё было?
– Обыкновенно. Ночью услышали сильный взрыв. Естественно, выбрались из палатки. На севере полыхало – минут восемь-десять – багрово-алое марево. До утра, как легко догадаться, уже не спали. Типа – сомневались, что делать дальше… После завтрака решили, всё же, пойти и посмотреть. Пришли, посмотрели… Скорее всего, динозавр напал на них сразу, как только самолёт приземлился. Горючее, находившееся в баках, рвануло. Бывает… Сфотографировали всё. Потом похоронили трупы. Вернее, человеческий обгоревший и обугленный материал… Сколько народу было в самолёте? Четверо? Больше?
– Пятеро.
– Соболезную, – скорчил скорбную гримасу Лёха.
– Принято, – вымученно улыбнувшись, отозвался Тим. – Спасибо, что похоронили ребят.
– Не за что. Каждый – на нашем месте – поступил так же…
– Это комендант Наката летел к вам. Хотел познакомиться. Поболтать немного.
– Понятное дело. Жаль, что так получилось.
– Всем жаль…
После полуминутной паузы усач сообщил:
– А второй наш самолёт летал на юг.
– И, как успехи? – заинтересовался Лёха.
– Хреново. Дальше Таймыра не пробились. Всё небо было завешано неправдоподобно-толстыми тучами, из которых безостановочно сыпал снег. Причём, снегопад сопровождался страшной грозой, а тучи висели над землёй очень низко, всего-то метрах в ста. Молнии сверкали – почти без перерывов – всякие и разные. Гром – по страшной силе – гремел… Ребята попробовали обойти этот грозовой фронт стороной, но ничего не получилось. Похоже, что он огибал всю планету. Может, и до сих пор огибает…
– Странные дела.
– Паскудные, – подтвердил Тим. – А ещё пилоту удалось – на короткое время – выйти на радиосвязь с точкой на побережье. Вернее, со складским нефтеналивным терминалом.
– И, что?
– Рассказывают, что всё плохо. Мол, нет больше ни Нью-Йорка, ни Лондона, ни Парижа, ни Рима. Ничего больше нет. Мол, полный и всепланетный Армагеддон… Алекс, ты же говорил, что у тебя имеется карточка расширенного доступа? Пытался – с её помощью – выйти с кем-нибудь на видеосвязь?
– Я про это не знал, – признался Лёха. – Думал, что она предназначается только для просмотра закрытых телевизионных каналов.
– Ничего хитрого. Вставляешь карточку в прямоугольное гнездо, что расположено в нижнем левом углу пульта. Два раза нажимаешь на кнопку «Пуск». После этого на экране должно появиться «меню». То есть, перечень доступных тебе абонентов.
– Попробую.
– Обязательно попробуй, – попросил Тим. – Если что узнаешь, то сообщи. А сейчас, извини, будем прощаться.
– Пошёл проводить экстренное собрание-совещание?
– Угадал. До связи.
– Роджер.
Глава двадцать третья
Снега, снега…
Экран монитора, равнодушно помигав на прощанье светло-голубыми разводами, медленно погас.
– Выходи, сероглазка, – разрешил Лёха.
Из спальни появилась Ванда, взяла стул, поставила его напротив пульта управления, уселась и, недовольно вздохнув, принялась прожигать мужа пристальным взглядом огромных серых глаз.
«Серых – как чистая вода в одном знакомом лесном роднике, – любезно подсказал предупредительный внутренний голос. – Сейчас, братец, учебник по психологии не читай на ночь, последуют нудные нотации морально-нравственного характера. С чётко-обозначенными аристократическими акцентами, ясен пень. Так что, готовься…»
– Не одобряешь? – криво усмехнувшись, спросил Лёха.
– Не одобряю, – грозно нахмурившись, подтвердила жена. – Как можно одобрять – махровое лицемерие?
– «Лицемерие» – это термин мирного времени.
– А о каком термине идёт речь сейчас?
– Естественно, сугубо о – «военной хитрости»… Кстати, а кто меня предупреждал, что следует опасаться кровной мести – со стороны ребят с запасного аэродрома? Мол, запросто могут, подняв в воздух самолёт, пару раз прицельно пальнуть по зданию нашей метеостанции из лазерной пушки? Кто, я спрашиваю?
– Я предупреждала, – созналась Ванда.
– Теперь же – после моего выступления-общения – жестокая месть отменяется. Разве это не так?
– Допустим, что так… Но зачем же было – самым бесстыжим и наглым образом – бросаться такими лживыми и пошлыми фразами, мол: – «Не стоит благодарности. Так – на нашем месте – поступил бы каждый честный человек…»? Это – с твоей стороны – было очень лицемерно и ужасно-неблагородно…
– Что же здесь, сероглазка, неблагородного? – почти искренне удивился Лёха. – Сижу это я на обрывистом берегу. Никого не трогаю. Любуюсь на морскую безбрежную гладь. Примус починяю. Вдруг, летят, ухари. В гости летят? С благими намерениями? Если бы… Оказывается, они хотят меня, бедняжку,
