– Не может быть! Дай-ка посмотреть! И, правда…
Заполнив нужную (очередную?) страничку в «Книге учёта…», Мельников велел:
– Так, младший лейтенант Иванова и капитан Никоненко – ко мне! Подписывайте – здесь и здесь! Типа – свидетели… Молодцы! Теперь молодые – ко мне! Подписывайте – здесь и здесь…
«Страница номер три», – отметил про себя Артём. – «А что же, интересно, на первой? Запись о регистрации смерти двести пятьдесят пятого «пассажира», скорее всего… А что, тогда, на второй?».
– Властью данной мне – на период военного времени – Министром обороны России, объявляю вас – мужем и женой! – пафосно объявил военный комендант. – Поздравляю вас, дорогие соратники и соратницы! Желаю всего наилучшего – в полном соответствии с предвыборными тезисами партии «Единая Россия», посвящёнными неуклонному росту показателей деторождаемости в нашей великой стране… Горько!
«Видимо, верных холопов не хватает – современным российским властителям», – высказался недоверчивый и – от природы – вредный внутренний голос. – «Хреново им – без должного числа холопов. Вот, и просят, мол, рожайте – повышенными темпами…».
– Горько! Горько! Горько! – дружным хором подхватили остальные соратники…
Глава десятая
Неисправимая фантазёрка, генеральская племяшка
Сперва компанию покинул капитан Никоненко, ещё – примерно – через десять минут тоненько запиликала рация у профессора Фёдорова.
– Слушаю вас, говорите! – откликнулся Василий Васильевич, и после короткой паузы сообщил: – Извините, друзья, но, тем не менее, вынужден откланяться! Срочно вызывают в госпиталь. Очевидно, продежурю там до утра… Татьяна Сергеевна, возьмите, пожалуйста! – протянул стержнеобразный ключ. – В моём кабинете вам с мужем будет гораздо удобней и спокойней, не то, что в этом проходном помещении, где на дверях даже не предусмотрено элементарных защёлок… Берите, берите! Дело-то житейское. Чистое постельное бельё найдёте в прикроватной тумбочке… Товарищи Хан и Хантер! Попрошу проследовать вместе со мной! Да, господа! Соберите, пожалуйста, в полиэтиленовый пакет праздничный «сухой паёк» для наших коллег… Вино? Нет, я категорически против употребления алкоголя на рабочем месте! Поторапливайтесь, молодые люди! Нас уже ждут… И ребят надо сменить, пусть немного поспят. В госпитале, слава Богу, пока ещё имеются свободные койки и раскладушки…
– Случилось что-то серьёзное? – забеспокоился Мельников. – Кому-то из покусанных людей…э-э-э, стало хуже?
– Пока толком не могу ничего сказать. Будем разбираться, изучать, брать анализы… Но, спешу успокоить – возникшие проблемы никак не связаны с волчьим бешенством! Или – почти – никак…
Вскоре Мельников объявил общий отбой:
– Закругляемся, храбрые бойцы! Даю ровно пятнадцать-семнадцать минут на приведение столового помещения в идеальный порядок! Естественно, включая мытьё посуды! Лично приму участие в данном мероприятии, дабы… Ну, сами понимаете, для чего… Потом – всем спать! – обернулся к молодожёнам. – А вы, голубь и голубка, можете беспрепятственно следовать по своим важным и неотложным делам… Стоп! Майор Белов!
– Я!
– Завтрак у нас начинается в семь ноль-ноль. Попрошу зайти ко мне в кабинет примерно в шесть тридцать. Надо будет обсудить планы на завтрашний день.
– Есть, прибыть в шесть тридцать! – браво откликнулся Артём, а про себя подумал: – «А, ведь, Таня ничего не знает о завтрашнем марш-броске к «Маяковской». Будет волноваться и беспокоиться. Даже, более того, наверняка, попросит, чтобы я взял её с собой… Брать? Не брать? Надо будет хорошенько подумать, взвесить все за и против…».
Забрав из «мойки» повседневную одёжду, обувь и бронежилет, Артём и Татьяна отправились по своим – по выражению военного коменданта станции – «важным и неотложным» делам. Когда они проходили через «проходной» кабинет-спальню, Таня остановилась:
– Подожди, Белов! Надо же прихватить с собой и предметы личной гигиены. Мне Глафира выдала – после обеда – зубные щётки, пасту, мыло, мочалку – одну на двоих, вафельные полотенца и махровые халаты. Забирай вон из той тумбочки. А под халатами лежит бутылка Мартини и…, – замялась на пару- тройку секунд, – две упаковки презервативов. Считаю, что забеременеть – в нашей сегодняшней ситуации – не самый грамотный и мудрый вариант. В смысле, мне забеременеть… Хватит же – две упаковки по пять штук в каждой?
– Ну, на первое время, будем надеяться, что хватит, – глупо и чуть смущённо улыбнулся Артём. – Может быть…
Кабинет Василия Васильевича смотрелся на удивление уютно, бесконечно мило и – как-то – по- домашнему.
– Даже настольная лампа – под голубым абажуром – имеется, – завистливо вздохнула Таня. – На дядиной даче есть точно такая же. Жаль, что сейчас её не включить… Ой, и кровать широкая, двуспальная! Что у нас с ванной комнатой? Ну, это уже серьёзно! Очень просторная душевая кабинка… Тёма, ты иди, принимай душ, а я пока сменю постельное бельё. Ещё включу свой волшебный приборчик. Мол, загорится зелёная лампочка, или же нет? Иди, иди! Только полотенце и халат не забудь…
Артём разделся и залез в душевую кабинку. Водичка была чуть тёплой и текла тоненькой струйкой. Но и это было просто превосходно. Он, смывая дневной пот, с огромным удовольствием поработал намыленной мочалкой, чувствуя, как отступает накопившаяся за день усталость.
«Волнуешься, небось, молодожён хренов?», – напомнил о своём существовании приставучий внутренний голос. – «Как это – с чего? С того самого… Женщин-то у тебя – за долгую и многотрудную жизнь – было много. А, вот, девушек? Если мне память не изменяет, то ни одной… Так что, волнуйся дружок! Волнуйся…
Негромко послав – далеко и надолго – глумливый внутренний голос, он вылез из душевой кабинки, тщательно вытерся, облачился в полосатый махровый халат, завязал пояс на одинарный узел (вдруг, настанет такой момент, когда надо будет максимально быстро обнажаться?) и нерешительно замер возле чуть-чуть приоткрытой двери.
– Тёма! – жалобно позвал тоненький голосок. – Помоги, пожалуйста! У меня лифчик почему-то не расстегивается. Замочек, видимо, заклинило…
Он, ощущая, что от дурацкого волнения не осталось и следа, широко улыбнулся и, толкнув дверь ладонью, сделал широкий шаг – навстречу своему счастью с косичками. Вернее, в данном конкретном случае, с густой гривой распущенных светло-русых волос…
Минут через сорок-пятьдесят Таня попросила – усталым и бесконечно-счастливым голосом:
– Тёма, я пить хочу! Очень-очень! Прямо-таки – умираю! Дай, пожалуйста, глотнуть чего-нибудь…
– Попить? Сейчас, дорогая! – Артём, спустив ноги, сел на край кровати и бестолково огляделся – в свете тусклой красноватой лампы, разместившейся посередине потолка – по сторонам. – Графина нигде не вижу… Знаешь, а у нас, похоже, наличествует только Мартини. Но и кружки со стаканами, как назло, отсутствуют…
– Ничего, я и из бутылки глотну! Открывай скорей… Ох, спасибо! Спас молодую женушку от лютой смерти… Ты курить собрался? Дыми, дыми! Только сядь, пожалуйста, на тот стул. Видишь, над ним – под потолком – расположена решётка? Это, скорее всего, вентиляция… И не подумай, что я такая вредная и капризная! Просто, утром будет неудобно – возвращать благородному профессору Фёдорову насквозь прокуренную комнату. Он же с ночного дежурства вернётся, наверняка, смертельно усталым, а тут – вонь табачная…
Артём, набросив на плечи махровый халат, расположился на стуле под вентиляционной решёткой и закурил мятую сигарету, стряхивая пепел в кадку с искусственной пальмой. Таня, завернувшись в одеяло и прислонившись спиной к стене, села на кровати, посматривая на него – из-под густых ресниц – смущённо- влюблёнными глазами.
– Кстати, подземная амазонка, ты так и не дорассказала эту интригующую историю, – вспомнил Артём.
– Какую историю, любимый? У меня их много…
