Летний погожий денёк, вернее, ещё утро, всего-то полдесятого. По полупустым воскресным улицам (народ – в своём большинстве – отбыл, пользуясь хорошей погодой, загород) нёсся белый микроавтобус – марки «Мерседес» – с тонированными стёклами.
– Голубое небо. Яркое солнышко. Лето. Симпатичные девушки в мини-юбках, – механически перечислял Хантер, упёршись курносым носом в стекло автомобильного окошка. – А уже и забылось про это. В смысле, про девушек в мини-юбках. Я ещё вчера был железобетонно уверен, что все девчонки на планете должны одеваться – как наш бесстрашный Сталкер: серая униформа, грубые армейские ботинки, чёрный бронежилет, шлем-маска, оснащённый прибором ночного видения, автомат за спиной, на специальном ремне размещена парочка ножей самого зверского вида, а все карманы – под завязку – забиты пистолетами и гранатами…
– Сейчас-то на мне нет дурацкого шлема-маски, – обиженно возразила Татьяна, старательно поправляя тёмно-синие бантики в крупный – на этот раз в белый – горох. – Да, и всё оружие отобрали, засранцы…
– Совсем, даже, не в этом дело… Просто мне казалось – по внутренним ощущениям – что прошло, как минимум, года два-три. А, оказалось, только месяц. Странно всё это… Вот, капитан Никоненко… Был черноволосым, а стал пегим. И у вас, Артём Петрович, седины прибавилось в волосах…
– А у меня? – не наигранно испугалась Таня.
– Не, Сталкер, у тебя, как раз, всё нормально.… Наоборот, такой красавицей стала, прямо как в сказке у датского старика Ганса Христиана Андерсена, мол, до объявления «Атомной тревоги» был гадкий утёнок, а нынче – после её снятия – перед нами предстал белый лебедь. Вернее, прекрасная и, главное, замужняя лебедиха… Кстати, лет сто не смотрелся в зеркало… У меня-то как, типа – с благородной сединой?
– У белобрысых и без всякой меры разговорчивых молодчиков ранняя седина, увы, практически не просматривается, – лениво и благостно зевнул Лёха. – Только – ежели – под мощным микроскопом патологоанатома… Гы-гы-гы!
– Очень смешно! – обиделся Хантер. – И никакой я не «белобрысый», а самый натуральный блондин – как певец Коля Басков. Только коротко-стриженный… О-па! Какие-то пластиковые непрозрачные шторки опустились на окошках… Что это такое, командир?
– Начинается секретность – всякая и разная, – невозмутимо пояснил Артём. – Привыкай, боец!
– А зачем – мне – привыкать к вашей секретности?
– Затем, что мы едем в Контору. А тому, кто хотя бы раз туда вошёл, обратного пути уже нет… Хочешь – верь, хочешь – не верь. Дело твоё… Лично я в этом убедился – совсем недавно – в очередной раз. Впрочем, ни о чём не жалею…
– А о чём тебе, Тёмный, собственно, жалеть? – то ли ехидно, то ли завистливо усмехнулся Никоненко. – Во-первых, жив остался. Во-вторых, такой женой обзавёлся… Такой… В смысле, о похожих особах женского пола я только в толстых книжках читал, причём, в далёком и беззаботном детстве. То есть, ещё до службы в Рядах…
Минут через сорок-пятьдесят микроавтобус плавно затормозил и остановился, пластиковые шторки медленно поднялись.
– Какой-то неприметный трёхэтажный особнячок, – прокомментировал Хантер. – Совершенно ничего особенного: серая штукатурка, обычные двери и окна…
– Ну-ну, обычные…, – насмешливо фыркнул Никоненко. – Двери бронированные, просто обшиты деревяшками, а стёкла в оконных рамах, естественно, пуленепробиваемые. Их ещё и не каждый заряд, выпущенный из армейского гранатомёта, возьмёт. Понятное дело, что если пальнуть прямой наводкой из полевого орудия снарядом среднего калибром, тогда-то да, в смысле, непременно пробьёт…
Виталий Павлович выглядел – как и всегда – вальяжно, добротно и совершенно несерьёзно.
«Добродушный толстячок, без всякой меры увешанный медальками-орденами», – схохмил насмешливый внутренний голос. – «Престарелый Карлсон, разве что без пропеллера за спиной. Типа – самодовольный и заслуженный, побывавший на многочисленных международных выставках тульский самовар.
– Проходите, проходите! – любезно предложил Громов, поднимаясь из-за стола и выходя навстречу посетителям. – Какие люди! Настоящие былинные герои, если, конечно, отбросить в сторону ложную скромность…
Генерал, первым делом, нежно расцеловал в обе щёки Татьяну, потом – поочерёдно – крепко пожал руки мужской части коллектива и, вернувшись на изначальное место (присев в антикварное кожаное кресло), хлебосольно предложил:
– Рассаживайтесь, бравые вояки! Супруги Беловы – по одну сторону стола. Остальные – по другую. Поговорим… Кстати, пованивает от вас, бойцы подземные, не приведи Бог! Вам, что, даже не дали принять душ? Не предложили переодеться? Мерзавцы бессердечные! Со всех сорву погоны и отправлю в народные депутаты – лямку клоунскую тянуть…
– Они у нас отобрали всё оружие! – поспешил нажаловаться Хантер. – Даже, безобидные ножики забрали!
– Даже – ножички? – сочувственно охнул Виталий Павлович. – Вот же, сволочи мерзкие! Впрочем, уважаемый Евгений Николаевич Кузнецов, тут нет ничего странного. В этом доме, вообще, нет вооружённых людей. Ни одного! Не верите? Вот, смотрите, даже у меня – генерал-лейтенанта ГРУ – пустая кобура! Убедились? То-то же! Всё по-честному, без всякого обмана! Шаромыжники малолетние…
– А откуда вы знаете моё имя-отчество? – насторожился Хантер. – Как-то оно подозрительно…
– Генерал, если он, конечно, настоящий генерал, обязан знать о своих подчинённых всё. Подчёркиваю, абсолютно всё! Катенька! – Виталий Павлович нажал на кнопку громкой связи. – Обслужи, пожалуйста, дорогих клиентов! Пока, понятное дело, только в плане официальной части приёма…
Входная дверь приоткрылась на два-три сантиметра и нежный девичий голосок вежливо поинтересовался:
– Можно, Виталий Павлович?
– Конечно же, можно, дорогая! Заходи смело! Тебе – всегда и всё можно, прелестница ты моя!
– Я тёте Гале нажалуюсь! – рассердилась Таня. – Её, дядюшка, ты почему-то никогда не величаешь «прелестницей». Всё «пышечка моя сладенькая», да «пончик мой аппетитный».
– Жалуйся, племяшка, жалуйся! – легкомысленно отмахнулся Громов. – Моя Галина Никаноровна – женщина по-настоящему мудрая. Да, и я мужик – в самом соку. Завсегда – по первому зелёному свистку – смогу доказать свою супружескую верность…
Дверь плавно и совершенно бесшумно распахнулась, и в генеральский кабинет вошли (как показалось Артёму) только круглые и аппетитные, загорелые – до полного сумасшествия – коленки…
– Что ты так болезненно морщишься, майор Белов? – ехидно улыбнулся генерал. – Получил по голяшке ребром подошвы армейского ботинка? И, правильно! Нечего так откровенно пялиться на посторонние женские ноги! Молодец, Танька! Полностью одобряю! Я бы ещё и не так вмазал этому двуличному вертихвосту… Катенька, золотце моё бесценное! Раздай, пожалуйста, сотрудникам всё необходимое!
На письменный стол – перед каждым из посетителей генеральского кабинета – легло по пластиковой папке, плотно заполненной бумажными листами, и по самой обыкновенной шариковой ручке китайского производства.
– Бегло читаем и, не задумываясь ни на секунду, подписываем! – велел Виталий Павлович. – Я – на вашем месте – подмахивал бы данные бумажки, вовсе их не читая.
– Подписки о неразглашении? – понятливо улыбнулся Лёха.
– Они самые! И в общем аспекте, и в частности, и в мельчайших деталях… А по поводу «Метро-2» и «Метро-3» предусмотрены отдельные подписки, по особой форме.
– Есть ещё и «Метро-3»? – запоздало прозрел Хантер. – А мне про это никто ничего не говорил. Вот же, блин горелый, соратники, называется! Ладно, припомню вам потом! Тебе, мадам Сталкер, особенно! Столько лет дружили, а ты… Как же я буду это подписывать, если…
– Так и будешь, гнида! – отметился зрелым генеральским рыком (как и полагается по должности) Громов. – Знает он, не знает. Рассказывали ему, тупорылому засранцу, не рассказывали.… Какая – в одно на редкость вонючее место – разница, если, всё равно, уже засветился? Белов, ну-ка, вмажь этому гражданскому недоноску по загривку! Ещё разок! Хватит, пожалуй… Взял, Кузнецов, в руки ручку – и подписал! Если, конечно, хочешь, чтобы я тебя – суку белобрысую – взял на высокооплачиваемую и интересную работу.… Или ты, Евгений, до сих пор мечтаешь – всю оставшуюся жизнь – заниматься чужими
