— Оттащи в сторону моего денщика, чтобы он ничего не слышал… Разговор есть!
— Оттащил, дальше что?
— Ты начал говорить — про тайные знаки и символы. Продолжай!
— Опознавательный знак, он же — символ — ордена масонов, — скучным голосом поведал Егор. — Иногда они себя называют и «вольными каменщиками»… Чем эти деятели тайные заманили тебя в свои уловистые сети? Наверное, пообещали неограниченный доступ к сокровенным и тайным знаниям? А, Яша?
— Не твое дело, лапотник безродный!
— Верно, совсем и не мое! — невозмутимо согласился Егор. — Но за все на этом свете, рано или поздно, приходится платить. Не так ли? Вот и с тебя попросили плату! Какой-то старший брат приказал тебе, псу паршивому, убить царя Петра. А у масонов приказы не обсуждаются, они — тупо выполняются! Вот ты и махал топором, якобы дрова рубил, все никак не решался государю заехать по башке. А тут волк бешеный выбежал из леса, ты и обрадовался: можно самому не марать ручек нежных… Не возражай! Я все это видел из окна спальни — в подзорную трубу…
— Имею конкретное предложение! — твердо и непреклонно заявил Брюс.
— Да ну? Излагай, слушаю внимательно!
— Ты забываешь все: и о «вольных каменщиках», и о топоре. Пусть на мне висит только обычная трусость…
— С чего бы это вдруг — мне укорачивать собственную память? — удивился Егор, предчувствуя недоброе.
— А с того самого! Не забыл, Александр Данилович, часом, о хитрых таблетках месье Жабо? О том, как ты свою жену, красавицу Александру, провел мимо постели Петра Алексеевича? А как же царское право на «первую брачную ночь»?[17] Наш государь не поймет такой шутки! Молчишь? Вот то-то же! Предлагаю еще раз: ты забываешь о масонском циркуле и о топоре, я — о хитрых таблетках. Лады?
— Лады! — после минутного молчания хмуро подтвердил Егор, обернулся к бане, позвал громко: — Эй, кто там есть? Ко мне, живо!
Из-за угла почерневшего сруба тут же выскочил шустрый парнишка в неприметной одежде, молнией метнулся к Егору, вытянулся в струнку:
— Поручик Солев Иван! Жду ваших приказаний, господин генерал-майор!
— Брат покойного Матвея Солева?
— Так точно, господин генерал-майор, младший!
— Что ж, Иван, это очень хорошо. Твой брат Матвей был весьма достойным и храбрым человеком, — одобрительно улыбнулся Егор. — Слушай, поручик, мой приказ! Собери сюда наших людей. Первое: необходимо помочь полковнику Бровкину (Алешке, по случаю получения им титула маркиза, царь недавно присвоил полковничье звание) во всем, что он скажет. Второе: этих двух — незамедлительно посадить под замок и приставить к ним надежную охрану. Дворянина Брюса — в пустующий амбар у паркового пруда, его денщика — в погреб за старым сенником. Обоих не развязывать ни в коем случае! Выполнять! — развернулся и быстро зашагал к дому: необходимо было хорошенько подумать обо всем случившемся, посоветоваться с женой…
Через два часа они сидели уже в светелке дома супругов Меньшиковых — все той же дружной банной компанией, — за исключением умершего фон Зоммера и арестованного Якова Брюса.
— Сдвинем наши чаши, други! Помянем покойного Теодора, славного генерала фон Зоммера! — предложил царь, уже полностью пришедший в себя.
Сдвинули, помянули, помолчали…
— Да, один за другим! — тяжело вздохнул князь-кесарь. — Сперва славный Лефорт навсегда ушел от нас, теперь вот — Теодор. Еще вот и полковник Яков Брюс знатно опростоволосился…
— Кстати, по поводу Брюса! — очнулся от своих тягостных раздумий царь и недовольно посмотрел на Егора: — Ты, охранитель, Яшку за что арестовал?
— За трусость, мин херц! Испугался он бешеного волка и выронил топор из рук! Еще и гримасу состроил при этом — странную какую-то… Я сам это видел — в подзорную трубу!
Петр зло стукнул кулаком по столу, недовольно покачал головой:
— Испугался — это плохо, конечно… Причем и не в первый раз! Помните, как Брюс грохнулся в обморок, когда ему приказано было отрубить голову стрельцу? А ты говоришь — гримасу… Да, трус Яшка законченный, хиляк и полный слюнтяй! Гнать его надо из армии, к чертям свинячим! Но он же — и друг наш! Сколько всего было: и потехи армейские, и плотские, и попойки — веселые, бесконечные… Как позабыть об этом? Ладно, делаем так: я лишаю Якова звания полковничьего! Отныне он к армии у меня и близко не подойдет! Пусть занимается своими научными трудами, голову ломает — в лаборатории оружейной… Алексашка, иди и незамедлительно освободи нашего рыжего и ученого кота из-под ареста!
— Как скажешь, государь, твоя воля, — тяжело и неодобрительно вздохнув, не спеша, поднялся из-за стола Егор.
В коридоре громко простучали по деревянному полу чьи-то торопливые шаги, дверь широко распахнулась, и в светелку ворвался Василий Волков — в замызганном до невозможности кафтане, без треуголки и парика, с осунувшимся лицом и горящими глазами, выдохнул — потерянно и хрипло:
— Где?.. Где Яшка Брюс? Где он?
— Здесь он, Вася, успокойся. Сейчас я его приведу, — ответил Егор, понимая, что случилось что-то страшное. — Да успокойся ты! Доложи четко — что произошло? Почему…
— Арестовать надо срочно Брюса! — невежливо перебил Егора Волков. — Срочно арестовать, пока этот злодей не сбежал! — испуганно зажмурился и бухнул: — Царевича Алексея — похитили!
В комнате установилась (повисла, посетила, поселилась — на краткий миг?) абсолютная тишина, было только слышно, как в дальнем углу зловеще тикают громоздкие напольные часы, купленные в Амстердаме.
Егор внимательно и обеспокоенно посмотрел на Петра: не приближается ли очередной нервный припадок? Но нет, царь, хоть и был смертельно бледен, но, похоже, пока не собирался пошло падать на пол и биться там в неаппетитных судорогах.
— Сказывай, подполковник! — грозно велел Петр, глядя на Волкова холодными и колючими глазами.
— А как же Брюс? Его же надо арестовать…
— Арестован уже сей ворог! Присаживайся к столу, вот тебе — чарка перцовки, выпей, успокойся. До дна пей! И сказывай — четко, без спешки! Остальным — не перебивать Волкова! Если надо будет, то я ему вопросы сам задам…
Василий осторожно, стараясь не испачкать своей грязной одеждой скатерти, присел на самый краюшек стула, выцедил, глотая с трудом, предложенную перцовку, икнул, тщательно обтер рот ладонью, начал докладывать — четко и доходчиво, как учили:
— На полдороге к Москве переночевать остановились в селе Воскресенском, там очень большой постоялый двор. Поужинали, рано легли спать. Царевич Алексей и Гаврюшка Бровкин — в отдельной комнате, к дверям приставили надежного драгуна — с двумя пистолетами и саблей. Рано утром меня Гаврюшка разбудил, мол, проснулся, а царевича в спальне-то и нет! Подождал он немного, пошел искать Алексея. Вышел в коридор, а у дверей — прямо на грязном полу — крепко спит драгун охранный… Попытался Гаврюшка его разбудить, а ничего и не получается! Тогда мальчишка бросился ко мне, разбудил, рассказал о пропаже. Я тут же всех своих людей поднял на ноги. Они заперли крепко ворота постоялого двора, всех постояльцев — включая денщиков — согнали в столовый зал, объявили арестованными. Начали тщательный розыск: допросили всех гостей, их слуг, хозяев двора постоялого, халдеев, поваров, всех прочих… Кузнец, у которого кузня прямо при постоялой конюшне расположена, вспомнил, что когда он поздней ночью сидел-выпивал со своим подмастерьем у невеликого костра, то мимо проходил — к воротам двора, какой-то важный кавалер, ведущий за руку мальчишку. В свете костра кузнец смог рассмотреть только карий парик и рыжие усики того кавалера. Я сразу тогда подумал о Брюсе, да засомневался сильно: откуда ему взяться в Воскресенском? Тут и Бровкин-младший вспомнил, что еще перед самым ужином
