неизвестной богини.
– Крепко держись – обеими руками – за хвост девицы сей морской! – строго велел Егор, аккуратно спустился в холоднющую весеннюю воду норвежского фьорда, набрал в лёгкие максимально возможное количество воздуха, нырнул…
«Ага, это – вертикально расположенная стальная пластина рулевого механизма! – на ощупь определил Егор, продвинулся дальше – под корпус фрегата, чуть пошевелив ступнями, начал всплывать, упёрся руками в дно корабля: – Ага, вот бронзовый стержень руля, крепящийся к вертикальной пластине. Идёт, идёт, исчезает в железной трубе, мёртво вмонтированной в корпус судна… Какова величина зазора? Понятно- понятно…»
Егор осторожно и бесшумно вынырнул, отдышался, взял с кормовой лодочной банки несколько медных и бронзовых гвоздей разного диаметра и длины, шляпками засунул в рот, снова нырнул.
Первая и вторая попытки оказались неудачными: одни гвозди были избыточно толстые, другие болтались в зазоре – между штырём и внутренней стенкой трубы…
Только с третьей попытки удалось зафиксировать в зазоре два медных гвоздика. Он вынырнул – в очередной раз, взял в правую руку увесистый молоток, поднырнул под корму, примерился, слегка постучал по шляпкам гвоздей. Мягкая медь, расплющиваясь, начала намертво заклинивать рулевой механизм…
Уже откровенно страхуясь, чисто – на всякий случай, Егор нырнул ещё два раза и, в конечном итоге, вколотил между штырём и внутренней стенкой трубы ещё один гвоздь, бронзовый на этот раз.
Дрожа от холода, он влез в лодку и, мелко стуча зубами и сильно заикаясь, попросил Алёшку:
– Д-д-давай мес-с-стами п-п-поменяемся! М-м-мне с-с-согреться н-н-надо!
На обратной дороге грёб Егор, стараясь орудовать вёслами бесшумно, но одновременно и с усилием. Он даже уже наваливаясь на вёсла в полную силу, прогрёб по фьорду лишний добрый километр – за мирно покачивающийся на водной глади бриг, развернулся, снова вернулся к гостеприимному борту «Короля» и только там уже на совесть растёрся предложенной Бровкиным толстой холстиной, оделся в тёплую и сухую одежду.
Привязав лодку к специальному бронзовому штырю, торчащему из выпуклого бока «Короля», они по широкой верёвочной лестнице взобрались на борт брига.
– А зачем вы лодку привязали? Разве её не надо поднимать назад? – чуть удивлённо спросил Лаудруп. – И куда делись гранаты картечные?
Егор дружески похлопал капитана по плечу:
– Есть у меня один план. Вот я мыслю, что, когда рассветёт…
Внимательно выслушав Егора, датчанин согласно кивнул головой, подбадривающе улыбнулся и скупо похвалил:
– Отличный план! Я бы не додумался! А у гранат картечных верхняя часть корпуса достаточно тонкая… Вы, сэр Александэр, голова! Вам бы в пираты податься, там сообразительность очень ценится! Запросто ваша задумка может сработать: цепи-то натянуты сильно. Я вам в помощь выделю матроса Ёнсена, он очень метко стреляет из ружья…
На тихом розовом рассвете, когда Егор, Алёшка и Ёнсен (невозмутимый пожилой датчанин) с ружьями за плечами уже спускались по штормовому трапу в лодку, на палубе «Короля» показался заспанный Пётр.
– Куда это вы собрались без меня, голодранцы? – тут же возмутился царь. – Небось, на охоту? Пострелять по горным козам и баранам снежным? Ждите, я сейчас, мигом! Только вот ружьишко прихвачу своё…
– И чего ему не спится? Таскайся теперь… – Егор зло сплюнул за борт, посмотрел на Бровкина: – Возьмёшь царя под свою опеку! Смотри, чтобы Пётр Алексеевич со скал не свалился, руки-ноги себе не переломал…
Лодка пристала к берегу фьорда у горного склона, где Егор ещё вчера высмотрел в подзорную трубу относительно пологий путь наверх – руслом пересохшего горного ручья.
Почти полтора часа с нешуточным риском для жизни они, обливаясь солоноватым потом, забирались на скалы. Очень быстро уставшего Петра буквально на своих руках и плечах тащил двужильный Алёшка. Взобрались, огляделись.
– Нам туда! – уверенно махнул рукой Егор в направлении морского побережья.
– Почему это – туда? – засомневался царь. – В стороне от нашего фьорда скалы ниже гораздо. А вон и чёрные точки движутся… Это же бараны?
– Бараны, государь, они самые! – сообщил Алёшка, улыбаясь до самых ушей. – Только они – обычные совсем, горные, или там – снежные. А нас нынче только пиратские интересуют…
Фрегат неприятеля находился прямо под ними, метрах в семидесяти пяти.
На палубе прямо под центральной мачтой, был установлен изящный раскладной столик, сервированный к раннему завтраку: серебряная кастрюлька – с серебряным же половником, медный кофейник-турка, плетёная корзинка с аккуратно нарезанными ломтями белого пшеничного хлеба, миска с очищенными куриными яйцами, квадратная маслёнка с большим куском жёлтого масла, две круглые фарфоровые тарелки, два ножа, две ложки, две кофейные чашечки.
– Трапезничать собрались, суки! А на тарелках-то намалёваны морды звериные, прямо – львы африканские! – объявил Пётр, отрываясь от окуляра подзорной трубы. – Вона, вылезают из трюма…
Два очень важных господина в коротких кудрявых париках, тёмно-синих камзолах, с пышными кружевами на груди и на обшлагах камзолов, не торопясь, подошли к столику.
Невесть откуда выскочил, словно чёртик из табакерки, щупленький юноша в белом фартуке и светло- бежевом поварском колпаке на голове, с раскладными стульчиками в руках. Он предупредительно разложил стулья, расставил их возле столика, склонился в почтительном поклоне. Важные господа важно расселись по своим местам, молоденький повар снял с серебряной кастрюльки крышку, половником зачерпнул что-то дымящееся, аккуратно разложил это что-то по фарфоровым тарелкам…
– Овсянка, сэр! – голосом дворецкого Бэрримора, чуть слышно пробормотал себе под нос Егор.
За его плечом громко и недовольно засопел Пётр, спросил нетерпеливо:
– Ну, чего мы ещё ждём? Застрелим этих важных баранов – и вся недолга…
Егор обернулся, внимательно посмотрел на своих спутников и огласил (для Ёнсена – отдельно, на английском языке) предстоящую диспозицию:
– Мы с Ёнсеном стреляем первыми – по гранатам, привязанным к якорным цепям…
– Каким ещё гранатам? – не понял царь, часто моргая своими жидкими ресницами.
– А вот по тем, мин херц! Мы их с Алёшкой ещё ночью прикрепили к якорным цепям… Так вот, только когда те гранаты взорвутся, можно будет стрелять по этим разряженным фазанам. Всё ясно? Тогда приступаем…
Егор пристроился за круглым удобным булыжником – в десяти-двенадцати метрах от снайпера- датчанина, тщательно прицелился в одну из гранат, привязанных к носовой (дальней) якорной цепи, тихонько скомандовал по-английски:
– Ёнсен, медленно досчитай до десяти и пали. Помни, твоя цепь – кормовая.
– Слушаюсь, сэр! – еле слышно донеслось в ответ. Выстрел, второй, серия громких взрывов, слившихся в один, новые выстрелы, клубы порохового дыма, скрывшие на некоторое время фрегат из вида…
Когда дым минуты через три-четыре полностью рассеялся, стало понятно, что план Егора полностью удался.
– Ура! – громко завопил Алёшка. – Ура! Цепи-то лопнули!
Пиратский фрегат, плавно вращаясь вокруг собственной оси, медленно тронулся по течению по направлению к морю – на встречу с величественной треугольной скалой.
По палубе вражеского корабля бестолково и испуганно забегали матросы, один из важных господ остался неподвижно лежать на палубе, широко разбросав руки в стороны, другой же – совершенно целый и невредимый – бросился к штурвалу, безуспешно пытаясь повернуть рулевое колесо…
Пётр торопливо перезарядил ружьё, тщательно прицелился, опирая ствол ружья о грань прямоугольного камня, выстрелил, промазал, грязно выругался.
– Мин херц, да Бог с ними, не переводи уж заряды! Пойдём берегом фьорда к морю, посмотрим, как друзей наших долбанёт об те камни! – миролюбиво предложил Егор.
