всякое…
Лефорт, Лефорт… Мудрый, всезнающий, хладнокровный, умеющий одним словом всё расставить по местам правильным. Егор помнил (из своего прошлого Знания), что герру Францу осталось совсем немного жить на этом весёлом свете. Пройдёт без малого полгода, и Лефорт должен будет заболеть и скоропостижно скончаться…
«Можно что-то изменить, нельзя? – мучился Егор. – А главное, надо ли – что-то изменять?»
Неожиданно навалилась вязкая летняя жара, над Ладогой повисло знойное марево, озёрная вода испарялась прямо на глазах: белёсые струйки пара дружно поднимались в бездонное голубое небо, заворачиваясь в крутые спирали, тающие под беспощадными лучами злого оранжевого солнца.
Полный штиль, звенящая тишина, странные миражи вокруг…
Ладожские миражи, господа мои, это что-то особенное, не объяснимое простыми словами… Кажется, что само Время переплетается в них своими неверными и длинными щупальцами, совсем не заботясь о соблюдении элементарной событийной хронологии и всякой прочей – ерунде ерундовой…
Прямо по курсу сиреневый мамонт неторопливо трусил куда-то по глади озёрной, навстречу ему медленно выползал огромный светло-фиолетовый таракан с длинными ярко-изумрудными усами… А слева плыла длинная гребная галера, с её борта на зеркало Ладожское неожиданно соскользнула крохотная фигурка, побежала навстречу «Королю», быстро увеличиваясь в размерах. Вот уже перед ними – прекрасная нагая женщина: полногрудая, широкобёдрая, тёмноволосая, улыбчивая, с милыми ямочками на полных щеках. Незнакомка мимолётно усмехнулась чему-то своему, лукаво и призывно подмигнула правым карим глазом и растаяла в розово-оранжевом мареве озёрном…
– Видал? – зачарованно выдохнул Пётр. – Видал, Алексашка? Ах, какая баба! Какая… Найди мне её, охранитель! Прошу – найди… Ничего не пожалею! В золоте утоплю…
«Делов-то – на рыбью ногу! – усмехнулся внутренний голос, уверенно опознавший личность этой озёрной красавицы. – Крепость Мариенбург, которая расположена на большом острове – посередине озера лифляндского. У местного пастора Глюка эта девица и трудится, то ли горничной, то ли кухаркой. Зовут её Мартой, фамилия – Скавронская. Так что, Пётр Алексеевич, готовь золотишко… Хотя, сколько сейчас этой Марте (то бишь будущей Императрице Екатерине Первой) лет? Что-то около пятнадцати, получается. Молодая ещё, однако…»
Вслух Егор ограничился только пламенным обещанием: незамедлительно и всенепременно начать поиск усердный особы означенной…
На прохладном рассвете «Король» встал на якоря в водах русской реки Волхов, в двухстах пятидесяти метрах от крепостных стен Старой Ладоги.
– Этот городище сам Рюрик заложил, старший из трёх братьев варяжских! – взволнованно вещал Пётр, сверкая своими тёмно-карими выпуклыми глазами. – Вот она – соль земли русской…
– Ты бы, мин херц, опять под дьячка Возницына оделся бы! – посоветовал Егор.
– Зачем это?
– Да так, смеха ради. Одно дело – царя встречать. Другое – купцов иноземных. Вот и посмотрим, что тут за соль такая…
К борту брига уверенно пристал старенький струг, полный людей, одетых в стрелецкие клюквенные кафтаны, на носу стоял упитанный толстощёкий детина – с бородой-лопатой и высокой бобровой шапкой на голове. Детина первым взобрался по штормтрапу, по-хозяйски огляделся вокруг, спросил нетерпеливо:
– Кто тут толмачом будет?
– Я есть толмач! – специально коверкая русскую речь, ответил Егор, по одежде – купец иноземный, спросил в свою очередь: – Кто есть ты?
– Не тыкай мне, харя заморская! – тут же ощетинился бородатый детина. – Я – боярин Феодосий Машков, воевода тутошний! Понял теперь – что к чему? Уяснил?
– Уяснил, понял, господин воевода! – мелко закивал головой Егор.
– То-то же! – самодовольно усмехнулся Машков и с удивлением уставился на Петра (в парике, очках, с накладной бородёнкой и усами), подозрительно прищурился: – А дьяк что делает здесь? Откуда он взялся?
– Немой он есть, от самого рождения, господин воевода! – доложил Егор, заговорщицки подмигивая царю. – Прибился к нам. В Ревеле-городе ещё…
– Пусть живёт! – милостиво махнул боярин рукой, обернулся к трём стрельцам, залезшим следом за ним на борт «Короля», криво усмехнулся: – Или – в батоги? Или – пусть живёт?
– Пускай его! – громко и весело заржали стрельцы. – Если, конечно же, перцовки нам поднесут…
– Ну, долго мне ждать? Будете уважение выказывать? – прикрикнул Машков, недовольно поглядывая на царя-дьяка.
– Сейчас, господин воевода, всё доставим, не беспокойтесь! – пообещал Егор, оттесняя Петра в сторону, и многозначительно кивнул головой Бровкину.
Алёшка на широком подносе притащил штоф синего стекла, четыре оловянных стаканчика и пшеничный калач.
Воевода выпил первым, довольно крякнул, отломил от калача большой кусок, разбрасывая вокруг себя крошки, зажевал, милостиво посмотрел на стрельцов, которые тут же последовали примеру своего начальника.
– Так, а теперь отвечайте – только без вранья: куда следуете, по какой надобности? – сурово нахмурился Машков, небрежно отталкивая от себя бумаги, протягиваемые ему Егором. – Чего ты мне пихаешь, недоумок? Думаешь, я грамоте обучен? Мне этого не полагается – по должности моей. Гы-гы-гы! Куда плывёте, голодранцы? Отвечать, пока я не разгневался! Что в трюмах везёте? Пошлину готовьте…
– Идём мы, господин воевода, в Новгород, на ярмарку! – объявил Егор. – Рыбу закупать, пшеницу, деготь. А в трюмах – только мешки с песком и камнями, для балласта. Чтобы корабль не перевернулся – в шторм сильный…
– Что, пустые трюмы? – расстроился боярин и ткнул корявым пальцем в одного из стрельцов: – Евсей, морда каторжная, живо в трюм! Осмотри там всё! – снова перевёл свой взгляд на Егора. – На этом бриге – до самого Новгорода? По Волхову?
– Ну да, до Новгорода! По Волхову…
Воевода смеялся минут пять, после чего объяснил причину своей весёлости:
– Не пройдёт ваш корабль до Новгорода через пороги волховские. Воды в этом году совсем мало… Даже струги приходится волоком перетаскивать. Так что, господа иноземные, напрасно вы приплыли к нам. Хотя, можете сходить к Олонцу, там прикупить рыбки разной, мехов русских…
Вернулся пожилой стрелец по имени Евсей, грустно развёл руки в стороны, сообщая тем самым о почти пустых корабельных трюмах, а, следовательно, и об отсутствии уважительного повода взять солидную торговую пошлину:
– Там только книги всякие, железки, ещё – деревья и кусты в горшках, мешки с песком да камнями…
Машков загрустил, сильно задумался, махнул ещё один стаканчик перцовки, после чего объявил непреклонно:
– Тогда сто рублей с вас, господа проплывающие! Можно и гульденами вашими…
– Но, за что, батюшка? – удивлённо спросил Егор. – Товаров-то никаких нет у нас. Пустые же трюмы…
– Молчать! – состроил зверскую физиономию воевода. – Время я потерял, с вами болтая о пустом? Потерял! А мешки с песком, книги, деревья в горшках? Вот и платите! Иначе прикажу палить пушкам крепостным! – махнул рукой в сторону бастионов Старой Ладоги, тут же побледнел и затрясся всем своим дородным телом, бобровая шапка слетела с его головы и покатилась по палубе…
Это Пётр решил, что наступила пора прекратить ломать комедию: сбросил парик свой длинноволосый, бородёнку, пышные усы, очки, представ перед подданными во всей своей красе – со взором горящим, гневным…
– Повесить жадного сукина сына! – громовым голосом велел царь. – Немедленно, прямо на реях! Предварительно – бороду остричь и вору этому в рот её запихать!
Вешать воеводу на мачте «Короля», понятное дело, не стали: вдруг солдаты в крепости ещё поймут
