непролитыми слезами, губы трепетали боязливым тремоло — короче, она бесконечно малыми приращениями выделяла все те сигналы, кои должны подсказать малому, что девица желает оказаться поцелованной, причем — незамедлительно. Я взялся за эту задачу с энтузиазмом. Лоретте такое удавалось хорошо. Когда ее дыхание участилось, я отыскал скважину, и, по- прежнему замкнутые в объятиях друг друга, мы фокстротом вступили в квартиру. Фатера оказалась роскошной — всюду цветы, а над всей прочей обстановкой превалировала чудовищных размеров софа, подтянутая поближе к пылающему в камине живому огню. Лоретта на миг исчезла и вернулась босиком с бутылкой «Арманьяка» и двумя бокалами. Не помню, каким был «Арманьяк», — меня заворожили ее идеально вылепленные мизинчики на ногах, которыми она покручивала перед пламенем.
В порядке затравки для разговора я неуклюже отметил, дескать, широко известно, что это — вернейший способ обморозить пальцы, на что она необъяснимым манером расхохоталась. После чего неистово рухнула на меня. Рты наши встретились и сомкнулись со всей безмозглой решимостью пары стержневых магнитов. Минуту или две — а может, и все три — не было слышно ничего опричь чавканья, коим всегда сопровождается сосание лиц, треска поленьев в камине и пчелиного жужжания определенных застежек-«молний». (Ежели когда- либо стремительный рост цен на шантаж вынудит меня написать мемуары, я полон решимости озаглавить их «Молниеносная моя погибель».)
Как вдруг, едва стало избыточно ясно, что Лоретта любезно рассчитывает, что я коварно ею воспользуюсь, я, виновато вздрогнув, выпутался из ее объятий. Не молодой ли я муж? Не влюблен ли я в свою молодую жену Иоанну? Ответы были: «Определенно» и «По всей видимости» — именно в такой последовательности. Мне было велено «подобраться к ней поближе» — но не выхожу ли я за пределы? Лоретта томно показывала мне, что некоторыми своими деталями анатомии за некоторые пределы я уже вышел, если вы мне простите некоторую вульгарность, но лишь на этот раз.
— Послушайте, э, дорогая моя, — проблеял я. — Мне в голову только что пришла ужаснейшая мысль.
— Все в порядке, — промурлыкала она. — Я утром приняла пилюлю.
— Нет-нет-нет, я не об этом; а я о том, что абсолютно пообещал телефонировать своему, э, деловому управляющему до… — я украдкой метнул взгляд на часы, — до полуночи. Он летит во Франкфурт или какое-то подобное место с первым лучом зари. Не мог бы я воспользоваться?..
—
— Ах, херр, эр, Иоганн! Хиер ист Чарли Маккабряй!
— Солнышко, ты уже пьян?
— Наин, найн, — вскричал я, продолжая применять тевтонское наречие. — Не понимайт ли вы германски?
— Ну разумеется, Чарли-дорогуша, понимаю. Твой немецкий несколько отличается от моего, но, думаю, что-то разобрать я смогу.
— Гут. Понимание есть все, что нужно будет мне. Здесь есть что-нибудь о маленькой трудности. Для завладения уверенностью нашего друга выглядит необходимым, чтобы в постель я взять ее был должен. Что делать мне? Халло? Халло? Не слышь ли ты меня?
— Слышу, дорогуша. Ты хочешь сказать, что тебе нужна «зеленая карта»?[59]
— Что это есть? Ах, йа, теперь я понимайт.
— Ну что ж, ладно — но лишь на этот раз. Но, Чарли…
— Йа, херр Иоганн?
— Тебе не должно это
— Найн, херр Иоганн. Гутен нахт.
— Ой, и вот еще что, Чарли?
— Йа?
— Оставь немного на потом, хм?
— Цу бефель,[60] херр Иоганн, — ответил я. Стерев вороватую бусинку пота с чела, я повесил трубку. А обернувшись к Лоретте, произнес: — Извините, дорогуша. Безумно важное дело. Я уверен, вы понимаете.
— Naturlich, — ответила она с ледяной сладостью в голосе. — Es Scheint mir dass du versucht hast von deiner Frau eine Freischute zu bekommen, und ich kann mirauch denken fiir was.
— Что что что? — осмысленно переспросил я.
— Я говорю, она разрешила вам потрахаться?
Ох батюшки, ох боженька, подумал я. В трубку, черт бы ее побрал, я назвал свое настоящее имя.
— Хо хо, — произнес я вслух с хитрецой и, за неимением более разумных слов или действий, заключил ее в объятия и страстно облобызал. Она уже застегнула «молнии» — опять мне вкалывать, — но персты мои ухватились за вытяжной трос. И тут Лоретта встала.
— Спокойной ночи, дорогой мой, — сказала она.
— Как это — «спокойной ночи»?
— Ну, видимо, так, как оно примерно есть, — спокойной ночи.
— Но но но…
— Да, было бы очень весело, но я собираюсь жить и дальше.
— Э?
— Я имею в виду, что не хочу оказаться убитой на этой неделе. Как и на любой прочей. Вот ваши зонтик и шляпа. И прошу, не думайте обо мне слишком плохо; вы мне показались очень славным, я всегда любила глупых мужчин. О, и еще, дорогой мой, — застегнитесь спереди. Ночи ныне холодны, вернейший способ обморозиться.
Швейцар читал за своей конторкой в вестибюле. Лицо его излучало милостивую пустоту, но мне поместилось, будто брови стража на йоту приподнялись, когда я прошаркал мимо.
— Спокойной ночи, — пробурчал я.
— Спокойной
Дома Иоанна тоже воздела бровь — намного красивее и гораздо разрушительнее, чем швейцар.
— Ты так рано, Чарли-дорогуша?
Я рыкнул приглушенным манером и нацедил себе один из самых крупных стаканов виски с содовой за свою карьеру. Сифон с содовой я слишком не третировал. Без лишних слов Иоанна протянула мне две капсулы Е из маленького золотого «дражуа».[61] Я угрюмо проглотил.
— Я сдулся, — в конце концов вымолвил я.
— Сдулся, Чарли? Ты хочешь сказать, Лоретта высосала…
— Нет-нет — сдулась моя легенда. Ты что, никогда не читаешь шпионских романов? Лоретта знает, кто я такой, эта сучка говорит по-немецки. Лучше меня вообще-то.
Иоанна, похоже, удушила в себе улыбку.
— Ну разумеется, говорит, дорогуша. Она же
— Надо было сказать.
— Надо было спросить.
Я усмирил слова, что рвались с моих уст, ибо мне отнюдь не свойственно грязно выражаться перед дамами — женат я раньше не бывал, изволите ли видеть.
— Как бы там ни было, — продолжил я, когда благословенный виски основательнее закрепился в моей кровеносной системе, — операция провалилась. Я из нее ничего не выжал.
— И ничего не вжал?
— Терпеть не могу пошлости в женщинах.
— Ну же, Чарли, не будь таким ханжой; я ни на миг не ожидала, что она станет трепаться. Она воистину отлично вышколена. На самом деле я вообще-то проверяла тебя, а не ее. Что-то вроде теста на инициативность, понимаешь?
Я переварил это вместе с новым стаканом виски-с-с, который мог бы оказаться старшим братом своего предшественника. Кровь моя вскипела от досады и бессильного раздражения, а голову заполонили горькие рассуждения о природе женщин. Мне почудилось, что единственный способ сохранить последние клочья самоуважения — это прошествовать к кровати подчеркнутейшим манером.
— Думаю, я отправлюсь в постель, — вымолвил я незаинтересованным тоном человека, пившего как «Арманьяк», так и скотч, и — более того — отвергнутого в самой кульминации процесса страстного свидания.
— В постель? — переспросила Иоанна. — Здорово! А мне можно?
Я присмотрелся к ней с легким шевеленьем невольного восхищения в тораксе. Она встала одним легоньким движением, пожатием плеча сбросила «пеньюар» и обнажила бесстыдное маленькое творение из черных кружев, кое, казалось, ненадежно поддерживается лишь ее выдающимися сосками. Черные кружева заканчивались ровно там, где начинались ее длинные превосходные ноги; если бы Иоанна не была натуральной блондинкой, можно было бы не угадать, где у этого творения подол. Мой взгляд восхищения неуловимо сменился таковым же нежности — мне вспомнилась предыдущая роль «крупного инвестора».
— Можно? — робко переспросила она.
— Не знаю, — ответил я, — но довольно-таки уверен, что я бы смог.
Она потрусила к спальне. По природе своей я не похотлив, но в зрелище прекрасной женщины, трусящей передо мной вверх по лестнице в подобном ночном облачении, есть такое, что будит во мне зверя. Сам не знаю почему.
— Чарли? — спросила она несколько мгновений спустя. — Чарли?
— Мм-гммм? — выдохнул я, поглощенный.
— Чарли, ты притворяешься, будто я — Лоретта?
— Ну разумеется, нет, — солгал я. — Я думаю о своем шестерке[62] в школе, если желаешь знать.
— Ты низок и порочен, — довольно пробормотала она.
— Чарли, — сказала она утром.
— Хрюк.
Твердой рукой извлекая мое лицо из ложбинки меж своих грудей, она повторила мое имя.
— Да, да, — капризно ответил я, — это по-прежнему я. Кого ты ожидала обнаружить? Онассиса?[63]
— Послушай, Чарли… нет, прекрати… ну хотя бы на минуточку. Мне нужно с тобой поговорить. Твое свидание с Лореттой вчера вечером было всего лишь вторым заданием, но ты не можешь не признать, что оказался нестойким, правда?
