— перед Ним все тайное уже явно. Бог хочет показать нам тайное, сделать его зримым. Явность — это Богом установленная награда за тайность. Вопрос только в том, где и от кого человек получает эту награду явью. Если он домогается этой награды от людей, то он и получает свою награду от них. При этом безразлично, ищет ли он открытости перед другими людьми в грубом виде или открытости перед самим собой в чистом виде. Где левая рука знает, что делает правая, где я вывожу на свет перед самим собой мое тайное добро, где я хочу знать о моем собственном добре, там я уже готовлю себя к явной награде, которую приготовил мне Бог. Вот он я, показывающий себе свое тайное. Не жду, пока мне это откроет Бог. Тогда в этом моя награда. Но тот, кто до конца настаивает на сокрытости перед собой, получит от Бога эту явную награду. Кто же, однако, может так жить, чтобы творить подвиги втайне? чтобы левая рука не знала, что делает правая? Что же это за любовь, которая не знает о самой себе и способна оставаться тайной для себя вплоть до дня Страшного Суда? Это ясно: поскольку это тайная любовь, она не способна быть явной добродетелью, обликом человека. Смотрите — означает это, — не спутайте истинную любовь с достойной любви добродетелью, с человеческим «качеством»! Ведь это самозабвенная любовь в строгом смысле слова. Однако в этой самозабвенной любви должен умереть ветхий человек со всеми своими добродетелями и качествами. В самоабвенной, связанной только с Христом любви ученика умирает ветхий Адам. В словах: Пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, — возвещается о смерти ветхого человека. Итак, еще раз: Кто может жить, объединив главу 5-ю и 6-ю? Никто, кроме умершего в своей ветхой жизни через Христа и нашедшего новую жизнь в своем приобщении к Нему, последовав за Ним. Любовь как дело простого послушания есть смерть ветхого человека, который вновь обретает себя в праведности Христовой и в брате. Теперь он больше не живет, но в нем живет Христос. Любовь Распятого Христа, предающего смерти ветхого человека, — это то, что живет в последовавшем. И он находит себя во Христе и в брате.
Иисус учит Своих учеников молиться. Что это означает? Что мы должны молиться, разумеется не само собой. Хотя молитва — естественная потребность человеческого сердца, в этом, однако, еще не заключено права перед Богом. Даже там, где эта обязанность соблюдается в твердом воспитании и упражнении, она может быть бесплодной или без обетования. Ученики должны молиться, поскольку об этом им говорит Иисус, знающий Отца. Он обещает им, что Бог услышит их. Так молятся только одни ученики, ибо они едины с Иисусом, они следуют Ему. Кто связан с Иисусом следованием Ему, тот благодаря Ему имеет доступ к Отцу. И каждая правильная молитва становится через это опосредованной молитвой. Нет молитвы непосредственной. Нет также в молитве и непосредственного доступа к Отцу. Только через Иисуса Христа мы можем найти Отца. Предпосылка молитвы есть вера, связь со Христом. Он — единственный Посредник в нашей молитве. Мы молимся по Его слову. Итак, наша молитва всегда связана с Его словом.
Мы возносим молитву к Богу, в Которого мы веруем через Христа. Поэтому наша молитва никогда не может быть заклинанием Бога, и нам уже нет нужды представляться Ему.
Нам следует понимать, что Он знает, в чем мы имеем нужду, прежде нашего прошения у Него. Это придает нашей молитве глубокую уверенность и радостную достоверность. Не формулу, не количество слов, но веру принимает Господь Своим сердцем Отца, которое нас давно знает.
Правильная молитва — это не труд, упражнение или благочестивая поза, но просьба дитяти, обращенная к сердцу Отца. Оттого молитва никогда не демонстративна — ни перед Богом, ни перед нами самими, ни перед другими. Если бы Бог не знал, в чем мои нужды, тогда мне пришлось бы раскидывать умом, как мне сказать Ему об этом,
Молитва — это совершенно тайное. Она противопоставлена явности в любом виде. Кто молится, тот более ведает уже не себя, но только Бога, к Которому взывает. Поскольку молитва направлена не в мир, но устремлена исключительно к Богу, то это дело совершенно не демонстративное.
Конечно, бывает, что молитва превращается в демонстрацию, в которой на свет выходит тайное. Это происходит не только в явной молитве, становящейся болтовней. Сегодня так случается очень редко. Но это безразлично, ибо это даже еще губительнее, если я сам — зритель моей молитвы, если я молюсь перед самим собой, если я удовлетворенно наслаждаюсь этим состоянием в качестве зрителя, если я изумленно или устыженно застаю себя в этом состоянии. Уличная открытость есть только наивная форма открытости, которую я себе готовлю. В своей комнате я тоже могу устроить бурную демонстрацию. Слово Иисуса можно исказить и там. Открытость, которую я себе ищу, состоит в таком случае в том, что я сразу и молящийся, и слушающий. Я слушаю себя, я слышу себя. Поскольку мне неохота ждать, пока Господь меня услышит, поскольку я вряд ли когда-нибудь смогу удостовериться в том, что моя молитва услышана Богом, то послушаюка я сам себя. Я утверждаю, что молюсь благочестиво, и в этом утверждении заключается удовлетворение от самовыслушивания. Моя молитва услышана. В этом моя награда. Поскольку я выслушан самим собой, Богу незачем меня выслушивать; поскольку себе в награду я приготовил явность, Бог не уготовит мне награды.
Что это за комната, о которой говорит Иисус, если я неосторожен перед самим собой? Как бы мне ее так крепко запереть, чтобы никакой слушатель не нарушил сокровенности молитвы и не украл у меня награду тайной молитвы? Как защититься мне от меня самого? От моих рефлексий? Как мне поразить рефлексией рефлексию? Слово сказано: моя собственная воля вкупе с моей молитвой о том, чтобы как- нибудь одолеть себя, должна умереть, быть умерщвленной. Где во мне властвует единственно воля Иисуса, поглощая мою волю, приобщая к Нему, увлекая к следованию Ему, — там моя воля умирает. В таком случае я могу молиться, чтобы осуществилась воля Того, Который знает, в чем моя нужда, прежде моего прошения у Него. Только тогда молитва моя крепка, сильна и чиста, если исходит из воли Иисуса. Тогда молитва есть действительно
Если правильная молитва является вещью тайной, то при этом вовсе не исключается молитвенное единение, но тем яснее обнаруживаются его возможные опасности. Это не сводится ни к улице, ни к комнате, ни к короткой или длинной молитве, будь то литания церковной молитвы, будь то стенания того, кто не знает, о чем ему молиться; ни к одиночке, ни к сообществу — но к осознанию: знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду. Только это направляет молитву исключительно к Богу. Это избавляет ученика от ложного вершения.
Иисус не только сказал Своим ученикам,