Сталин всегда проводимую им кампанию сопровождал отвлекающим маневром. Так, поголовную коллективизацию вождь затушевал статьей 'Головокружение от успехов', борьбу с 'правой оппозицией' — словами: 'Мы не дадим крови нашего Бухарчика', борьбу с космополитизмом — похвалой Эренбургу.
Умерить прыть
Крупный работник ЦК Николай Федорович Головенченко, проводя кампанию космополитизма, перестарался. Он стал разоблачать Эренбурга как 'бездомного бродягу' и антипатриота.
По указанию Головенченко несколько газет и журналов без объяснения причин вернули писателю его статьи, заказанные ко Дню Советской Армии. Эренбург обратился с письмом к Сталину, в котором пожаловался на Головенченко: 'В трудные для Родины дни я чувствую себя как боец, у которого отняли винтовку'. Позвонил Маленков:
— Вы нам писали?
— Я писал товарищу Сталину.
— Товарищ Сталин посоветовал вам написать новые статьи для этих органов печати.
Головенченко на следующий день не впустили на работу в ЦК и отняли пропуск.
На черный день
В 1947 году светский и остроумный писатель И., оказавшись в одной компании с Поскребышевым, рассказывал веселые анекдоты, удачно шутил. Поскребышев сказал: вы мне понравились, если вам понадобится передать письмо товарищу Сталину, то вот вам мой телефон, один раз в жизни вы можете им воспользоваться. И. берег эту возможность на самый черный день и не прибег к ней даже когда посадили его друга и соавтора Евгения Львовича Штейнберга. Желая помочь ему, И. попросил Василия Сталина обратиться к Берия. Василий разговаривал с И. в штабе Московского авиационного округа, отослав всех своих адъютантов и приоткрыв двери, чтобы никто не подслушивал. Он попросил рассказать, кто такой Штейнберг. И. положительно его охарактеризовал и сказал: профессор истории, литератор, еврей.
— Сколько он получил?
— Восемь лет.
— Не буду обращаться к Берия.
— Почему?
— Потому что Берия прибавит ему до 15 лет.
— Почему?
— Потому что Берия — антисемит.
— Не может быть! И неужели товарищ Сталин этого не знает?!
— Я не знаю, что знает Сталин, я знаю только то, что знаю я. На этом дело и кончилось. Штейнберг получил свое.
Кто есть кто
После войны Сталин развернул очередную кампанию борьбы с очередным противником — «космополитами». В духе этой кампании и исходя из общих принципов сталинской национальной и кадровой политики председатель Комитета по делам искусств предусмотрительно дал указание Большому театру сократить певца Рейзена.
Однажды к Рейзену, голос которого нравился Сталину, позвонил Поскребышев и предупредил, чтобы он был готов сегодня вечером выступать на приеме в Кремле. Рейзен ответил, что он уволен из театра и уже не выступает. Через некоторое время за певцом приехала машина, и он очутился в Кремле. Рейзен старался, и его пение снова понравилось Сталину. Тот подозвал к себе председателя Комитета по делам искусств и спросил, указывая на исполнителя:
— Кто это?
— Это певец Рейзен,
— А вы кто?
— Я — председатель Комитета по делам искусств.
— Неправильно. Это, — указывая на певца, сказал Сталин, — солист Государственного академического Большого театра, народный артист СССР Марк Осипович Рейзен. А вы — дерьмо. Повторите, — зло приказал вождь.
— Это солист Государственного академического Большого театра, народный артист СССР Марк Осипович Рейзен, а я — дерьмо, — послушно повторил председатель Комитета по делам искусств.
— Вот теперь правильно.
Изъятие неарийца
В марте 1938 года фашистская Германия оккупировала Австрию. В 1942 году немецкий военный комендант Вены провел расово-идеологическое очищение вверенного ему города. Венскую оперу украшали бюсты великих композиторов, и, по сведениям коменданта, в их число беззаконно проник бюст еврея — композитора Мендельсона. В сопровождении нескольких солдат комендант самолично влез на крышу оперы. Они обошли все бюсты, ища Мендельсона.
Сделать это было непросто, так как больших культурных познаний у коменданта не было. Однако он был физиономист и знал арийскую теорию. Отличить еврея от нееврея было для него раз плюнуть.
Комендант нашел композитора с самым крючковатым носом и самым неарийским выражением лица. По указанию коменданта солдаты обрушили бронзовый бюст неарийца на тротуар у театра, и скульптура разбилась. Вскоре к ужасу коменданта выяснилось, что он ниспроверг не еврея Мендельсона, а немца Вагнера — любимейшего композитора Гитлера. За эту провинность бедного коменданта отправили на русский фронт, где он и погиб.
В 1950 году в ходе борьбы с космополитизмом такую же процедуру снятия — на сей раз не бюста, а портрета Мендельсона — проделали в Большом зале Московской консерватории. Портрет Мендельсона вынули из медальона и убрали. При этом Мендельсона удалось ни с кем не спутать, что несомненно свидетельствует в пользу более высокой образованности и компетентности отечественных борцов за чистоту расы и идеологии и об их безусловном превосходстве над немецкими коллегами и единомышленниками.
Начало новой кампании
В беседе с известным дирижером Самуилом Абрамовичем Самосудом Сталин сказал:
— Вы должны присмотреться к евреям в театре. Эта часть нашей интеллигенции не выражает народное сознание, оторвана от народа.
Самосуд пошел к своему родственнику-правдисту и рассказал ему об этом, тот по эстафете передал все редактору «Правды» Петру Николаевичу Поспелову, который подытожил:
— Надо прислушаться и принять как руководство к действию сталинский анализ нашей интеллигенции.
Убедительный аргумент
Белецкий сообщил Сталину, что некоторые считают его евреем, а это неправда, так как его дядя был жандармом. В 37 году для самосохранения Белецкий должен был бы доказывать обратное: как же я могу быть племянником жандарма, если я из еврейской семьи. Такова переменчивая диалектика сталинских чисток. Аргумент Белецкого о дяде жандарме показался Сталину весомым и достойным внимания. Вождь был неравнодушен к жандармерии.
Жизненная мудрость
Великий трагик Михоэлс и всемирно известный эстрадный певец сидели за столом и не спеша рассуждали об умудренности, приходящей к человеку с годами. Они уже сошлись на том, что опыт благодатен, но притупляет вкус жизни, упрощает ее сложности и рождает почти цинизм всезнайства. Всю эту философию они запивали коньяком и закусывали лимоном. Певец вспомнил, как однажды ему взгрустнулось в провинциальном французском городке, куда он приехал на гастроли. Он пожаловался своему
