ребят.
— Думайте, о чем говорите, — заметил Дулин. — Маскарад и порядок — понятия разные. Надо отвыкать от актерства, товарищ рядовой.
После завтрака офицеры, сержанты и солдаты выстроились перед казармой, на плацу, расчищенном от песка. Мы стояли на самом левом фланге.
— Начальник штаба, — шепнул Гриша, стоявший позади меня.
Начальника штаба я почему-то представлял солидным офицером с брюшком и округлыми чертами лица, а он оказался невысоким, худощавым, немного суетливым капитаном. Глава штаба прошелся по фронту, придирчиво оглядывая каждого с ног до головы, и, отойдя на середину, хрипловато скомандовал:
— Дивизион, смирно, равнение на — середину!
Выждав секунду и убедившись, что в строю все в порядке, он стремительно повернулся к моложавому стройному майору с академическим значком на тужурке.
— Дивизион для следования на боевую позицию построен!
— Здравствуйте, товарищи!
Переведя дыхание, мы раздельно, по словам, выпалили:
— Здравия желаем, товарищ майор!
— Зачитайте приказ, капитан.
— Есть! «Для прикрытия воздушных рубежей Родины… приказываю заступить на боевое дежурство…»
Хрипотца в голосе капитана пропала. Его слова ввинчивались в сознание, заставляли вытягиваться в струну.
— Старший оператор старший сержант сверхсрочной службы Родионов!
— Я!
Кругом «старший». А фамилия так себе…
— Радиотелеграфист рядовой Леснова!
— Я!
Ого, и здесь девчата, оказывается, служат. Вот тебе и дульцинеи…
— Начальник дизельной электростанции сержант Акимушкин!
— Я!
Начальник штаба назвал фамилию одного из офицеров.
Это, наверно, самый главный — Тарусов. Какой он из себя? Офицер, видимо, заинтересовал и Горина, потому что он высунулся из-за моей спины, но тут же юркнул обратно, испугавшись строгих взглядов начальства.
— Первый номер пусковой установки ефрейтор Кобзарь!
— Я! — громче всех выкрикнул дюжий парень с песенной фамилией.
«Я», «я», «я»… А как же мы с Гришей? А всех новичков куда? Хотя бы посыльным, что ли, назначили… «По охране воздушных рубежей Родины!» Неужели когда-нибудь и мою фамилию назовет в приказе начальник штаба зенитно-ракетного дивизиона?
— Старший техник-лейтенант Бытнов, — приказал майор, — покажите молодому пополнению все наше «хозяйство», а после обеда будете усовершенствовать с ними батарейное укрытие.
Дивизион ушел. С нами остался Бытнов. Он не представился нам да и у нас не спросил, как кого звать-величать.
— Видите колючку? — флегматично произнес Бытнов и показал рукой на проволочные ограждения. — Шагнешь за нее без спросу — самоволка. А за самоволку на «губу» сажают.
— А что такое «губа»? — сделал наивную рожицу Горин.
— Отдельный кабинет для раздумья о смысле жизни.
Новобранцы хохотнули.
— Казарму вы видели, спортивный городок тоже. Вон в тех особнячках офицеры живут и сверхсрочники.
— А зачем девчат в армию призывают?
— Затем, что в конце войны мало кто из гвардейцев приезжал к женам на побывку… Уразумел?
— Так точно, — козырнул ухмыльнувшийся Горин.
— Руки, брат, у тебя как на шарнирах. В строю этого не делают. А язык твой — враг твой. Запомни.
— Виноват!
— Виноват, сероват — надо получиться…
Ребята снова засмеялись.
— Ну ладно, — сказал Бытнов, — пойдемте к машинам.
Они стояли в капонирах, эти мощные темно-зеленые ЗИЛы с громоздкими полуприцепами. На капониры были наброшены маскировочные сети под цвет голого песчаника.
— Вот эти бронезавры, — кивнул головой Бытнов, — таскают боевую технику. Растолковывать — долгая песня. Позже все узнаете — до винтика, до шплинтика.
Здесь, собственно, и не было ничего особенно интересного, поэтому мы заторопились к ракетам. Однако Бытнов принялся нам показывать караульное помещение, воздушный компрессор, дизель, где хозяйничал скромный сержант Акимушкин.
— Агрегат питает энергией всю систему…
— Дизель есть дизель, — прервал сержанта Горин. — В каждом колхозе такие движки тарахтят.
— Это вы напрасно, — проговорил Акимушкин. — ДЭС — сила, без нее Ракетоград мертв.
Но нас больше всего интересовали ракеты.
А Бытнов, словно дразня наше любопытство, вел по кругу. Мы натыкались на какие-то бочки, обошли дегазационную площадку, даже осмотрели траншейные ходы.
На долгожданный окоп набрели неожиданно. Почему-то представлялось, что ракеты обязательно должны стоять на высоком месте, гордо задрав острые носы в зенит. А тут — огромная яма с пологими подъездами, затянутая такой же маскировочной сеткой, как и автомобильные капониры.
— Это что же, недействующая? — полюбопытствовал Гриша. В голосе его не было ожидаемого восторга.
— Снять маскировку! — вместо ответа скомандовал старший техник-лейтенант.
Сетку как ветром сдуло. Ребята от удивления подались вперед.
— Эх ты-и! — изумился Гриша. — Кто же ее так быстро?
— А вот они, трудяги, — кивнул Бытнов на расчет.
Мы только сейчас заметили солдат, колдовавших, подобно добрым джинам, у зеленой лапчатой станины, на которой покоилось что-то длинное, зачехленное, как говорится, с головы по пят.
— Ракета? — произнес первое слово за всю экскурсию Шукур Муминов, и на угрюмом лице его отразилось подобие любопытства.
— Она самая, — ответил офицер.
— Наверно, неисправная, — снова предположил Горин.
— Расчет, боевая готовность! — подал команду Бытнов.
Высокие шесты мгновенно взметнули вверх длинный, словно кишка, чехол. Ракетчики что-то начали крутить слева и справа. Щелк-щелк — послышались едва уловимые щелчки.
— Расчет готов! — доложил офицеру старший и приказал остальным: — В укрытие, за мной бегом марш!
«Джины» растворились.
Мы ахнули: вот это да! Реактивная скорость.
— Чтобы так вкалывать, надо по крайней мере триста шестьдесят пять порций «шрапнели» съесть, — лукаво произнес Бытнов.
В солнечных лучах стремительная перистая стрела отливала серебром. Красный глаз ее сверлил дальний окоем: а ну-ка, сунься кто-нибудь!
Я видел ракеты на московских парадах. Там проезжали на тягачах «дельфины» повнушительней этой
