отметок. Камил работал с огромным напряжением. Контролируя пилотажные приборы, делая повороты, чтобы быстрее отыскать бомбардировщик, он ни на секунду не отрывал взгляда от индикатора. По контрольной засветке Умаров определил направление полета цели, сблизился с ней и захватил ее в прицел.
— Атакую, — передал Камил и, нажав на кнопку фотокинопулемета, развернулся вправо.
Возвратившись на аэродром, Умаров почувствовал усталость от пережитого волнения. Но когда специалисты дешифровали фотопленку и инспектор сказал командиру полка, что лейтенант допускается к учениям, усталость как рукой сняло…
Измученный дальней дорогой, Майков докладывал Нечаеву о результатах своей поездки в трест строительства автодорог.
— Так что, товарищ майор, Митяй действительно там работал. И говорят, неплохо работал, — сконфузился лейтенант, выбитый этим фактом из намеченной колеи.
— Хо-ро-шо! — радовался Нечаев, потирая шрам на лбу. — Оч-чень хорошо, Володя!
Владимир силился понять перемену в настроении майора, но ничего не понимал. Вместе с тем лейтенант, кажется, начал догадываться о том, почему перед отъездом сюда начальник так старательно напоминал ему элементарное требование, предъявляемое к чекистам. Неужели он, Майков, гонялся за призраком, как порой гоняется неопытный летчик за ночной звездой, принимая ее за цель, которую необходимо перехватить? «Вот оно, оказывается, положение-то какое… Никто не подставлял Митяя Жука под удар, а я сам хотел подставить его, хотя и не желал этого…»
— Тогда по какому же следу идти? — спросил Владимир, вытирая платком вдруг вспотевшее и налившееся пунцовостью лицо.
— С агронома Анарбаевой, — сказал майор. — Кто отправлял телеграмму о ее вызове, кто получал? Это и будет твоим новым заданием.
— Есть!
— Подробности объяснит капитан Долгов, — напомнил Нечаев.
Николай Иванович сосредоточился над списком участников поисковой группы. С некоторыми из них ему хотелось побеседовать. «Кто знает, — думал он, — может быть, какая-нибудь десятистепенная деталь поможет найти единственную тропинку, ведущую к разгадке таинственной истории Агронома.
Майков сел за стол рядом с капитаном. Тот вздохнул:
— Никаких данных, Володя, у нас пока нет, если не считать предположения, что этот Агроном действительно находится в здешних местах.
О беседе с чабаном Михаил ничего пока не сообщил Майкову.
— Допустим, что он в районе Песчаного, — высказал свое мнение лейтенант.
— Допустим, — согласился Долгов.
— С чего же мы начнем? — Лицо Владимира выражало мальчишеское нетерпение.
— Единственная зацепка — телеграмма о вызове Анарбаевой. Кто ее писал — выяснить пока невозможно, кто получил — трудно, но попытаться надо. Вы знаете, где городское почтовое отделение?
— Да, бывал там.
— Тогда…
Не ожидая дальнейших распоряжений, лейтенант ушел. У выхода из помещения его ожидал знакомый ГАЗ-69. Всю дорогу Владимир обдумывал создавшуюся ситуацию. Ему вспомнилось, как он негодовал на Митяя, как строил свои предположения. Теперь многое отпадает…
На почте не было ни одного человека, кроме женщины, производящей прием и отправку телеграмм. Она-то и нужна была Майкову.
— Здравствуйте! — поздоровался он и показал удостоверение личности.
Женщина устало ответила на приветствие и вопросительно посмотрела на столь позднего посетителя.
— Что же вы хотите? — спросила она.
Майков изложил свою просьбу.
«Анарбаева, Анарбаева…» — твердила про себя женщина одни и те же слова.
— Да, эту телеграмму получила золотоволосая молодая женщина.
— А в чем она была одета? — поинтересовался Майков.
— В чем одета?.. В чем одета… Кажется, зеленый сарафан был на ней. Да, зеленый… Так мило. Но знаете, я могу и ошибиться. Столько клиентов!
Больше ничего не узнал лейтенант. Поблагодарив дежурную, он вышел.
— На магистральный арык «Зеленого оазиса», — сказал Майков шоферу.
Лейтенанту не хотелось встречаться с Митяем, вернее, он испытывал какое-то внутреннее смущение, даже стыд перед этим незнакомым ему парнем. Он долгое время считал Митяя загадочной, если не просто опасной «птичкой» и, вместо того чтобы обрезать ей крылышки, вынужден теперь советоваться, уточнять неясности, просить помощи у Митяя. Это было не совсем приятно. Но что поделаешь — жизнь вносит коррективы.
Было уже очень поздно, когда Жук, услышав приглушенное урчание машины, поднялся со своего травянистого ложа, прикрытого сверху куском старого брезента.
Извинившись за неурочное посещение, Майков спросил:
— Дмитрий Алексеевич, вы что же, все время здесь?
— Да, — ответил Митяй. — Теперь немного осталось…
— И все время один?
— Почти, — подтвердил Жук. — На первых порах председатель приезжал, бригадир заглядывал. Даже агрономша и то наведывалась.
Майкова точно огнем обожгло. «Агрономша»… И он не стерпел, чтобы не поинтересоваться.
— Молодая?
— Да так… лет двадцати — двадцати двух, пожалуй. Симпатичная. С золотыми волосами… И имя такое занятное — Вероника.
— Вероника?
Митяй насторожился:
— Не знакомая, случайно?
Лейтенант отрицательно покачал головой.
— Нет, просто имя редкое… Ну, спасибо… Извините, что побеспокоил…
Майков помчался к Нечаеву, чувствуя вырастающие за спиной крылья.
Майор нетерпеливо стучал по рычажку телефона, повторяя слово «алло».
— Порядочек! — едва переступив порог, произнес Майков.
Долгов молчаливо повернул голову на этот «порядочек», а Нечаев, бросив телефонную трубку, хмуро спросил:
— Что «порядочек»?
— Вот, — перескакивая с одного на другое, сбивчиво начал рассказ Майков. — Она была здесь… И на почте подтверждают, и Митяй тоже… Симпатичная, молодая, золотоволосая…
Нечаев и капитан с трудом восстановили истинную картину, задавая Майкову вопрос за вопросом.
— Таким образом, друзья, — сделал вывод майор, — из Катташахара была послана телеграмма о вызове Анарбаевой. Получила ее незнакомая нам женщина. Если это Агроном, то Митяй именно ее и видел в своих владениях. Но что выясняется? Жук утверждает, что агроном отрекомендовалась ему Вероникой.
— Так точно! — удостоверил Майков.
— Предположим, — вставил слово капитан, — что двойник Вероники… Значит, Агроном путает следы…
— Распутаем! — уверенно произнес Нечаев. — Всякая загадка рано или поздно разгадывается…
Сказав эту фразу для успокоения своих товарищей, майор вдруг подумал, что в его словах есть какой-то фарс. Какой, в чем он заключается? В минуты подобных раздумий Нечаев всегда осторожно массировал шрам на лбу, как бы унимая уже давно неощутимую боль. И сейчас, стоило ему лишь
