говорить. Но докажите чекистам свою невиновность, если на борту самолета, который вы не сбили, мог находиться ваш отец. Да, да, отец, которого у вас все считают погибшим…
Камил вспомнил разговор с Петром Ильичом. Кажется, все было ясно. «На что рассчитывает враг? На мое неведение, на слабость? Низкая, подлая затея».
— Итак! — жестко закончил Блэк. — Мы передадим вам эту уникальную коллекцию и предоставим возможность встретиться с отцом. Но… Услуга за услугу: вы принесете мне — всего на один час — описание нового самолета. Выбирайте — доброе имя или…
Камил никогда не замечал в себе артистических способностей, плохо владел мимикой лица, лишь глаза его передавали степень волнения да тембр голоса менялся в минуты радости или сильного огорчения. Но сейчас…
Глядя на собеседника, произнесшего угрожающее «или», Умаров отрицательно покачал головой.
— Никаких «или», только доброе имя!
— Значит, согласны? — спросил Блэк и взял рюмку. — За это стоит выпить.
— Кто вам сказал, что я согласен?! — От удивления у Камила брови пошли вразлет. — Мои командиры разберутся, не дадут в обиду.
Блэк расхохотался, но глаза оставались холодными, как вороненая сталь.
— Черта с два они разберутся! — выкрикнул он. — Не они, а КГБ будет заниматься этим делом. Понял? — Блэк так стукнул рюмкой по столу, что расплескалось вино на скатерть. Он посмотрел на часы и зловеще прошипел: — Если вы не дадите согласие, сообщение о вашем отце окажется в руках чекистов.
У Камила округлились глаза.
— Не удивляйтесь, я уже об этом побеспокоился, — добавил Блэк.
— Ну и передавайте, передавайте, мерзавец! — Умаров вскочил рывком и, подавшись к Авиатору, гневно выпалил: — Все равно я не выдам тайну! Слышишь, ты, черный каракурт?
Камил побледнел, ссутулил плечи и безвольно, словно стал бескостным, опустился на стул.
Блэк хохотал, и его жирные щеки вздрагивали.
— Не выдашь? А это видел? — Он вытащил несколько фотографий отца Камила, очень похожего на него, лейтенанта Умарова.
— Да! Да! — истерично выкрикнул Умаров. — Принесу я, принесу описание самолета…
Блэк хищно оскалил зубы, вытер пот со лба и буркнул картаво, утробно:
— Распишитесь. Вот та-ак, это по-джентльменски…
Заря еще только вставала, когда механики и техники, операторы и планшетисты, летчики и штурманы, охваченные в связи с началом учений необычным волнением, приступили к своим обязанностям.
Казалось, что кожаные куртки, хлопчатобумажные комбинезоны и солдатские гимнастерки, фуражки, шлемы и панамы, сапоги и ботинки, планшеты и сумки мельтешили перед глазами пестрой неразберихой, неподвластной никакому ритму. Однако каждый человек делал то, что было необходимо.
Автомобили самых различных назначений и конструкций — для перевозки людей, буксировки и заправки самолетов, запуска турбин — стояли присмиревшим табуном, готовые по первому сигналу дежурного офицера сорваться с места и следовать в указанном направлении.
В ровном ряду, гордо откинув косые крылья и чуть припав к земле, точно перед стремительным прыжком в небо, стояли самолеты, заботливо одетые в брезентовые чехлы. Сейчас подойдут к ним расторопные хозяева, расчехлят, осмотрят, опробуют, дозаправят и перед вылетом подпишут необходимую документацию.
Перед острыми носами самолетов, по самому центру аэродрома пролегла взлетно-посадочная полоса, пока еще тихая, молчаливая, отдыхающая от несусветного рева турбин и многотонной нагрузки на свою широкую грудь…
С термометром под мышкой, в синем байковом халате стоял Родион Кузькин у окна санчасти и с завистью смотрел на разбуженный аэродром. С каждой секундой гудение турбин становилось все громче. Из реактивных сопел вместе с языками пламени вырывался на волю такой потрясающий рев, что даже видавшая виды трава и та на десятки метров безропотно льнула к земле, ожидая конца огненного урагана.
Серебристые стрелы пошли на взлет, ввинчиваясь в синий простор неба и почти мгновенно растворяясь в нем. Сейчас они пойдут на задание и, выполнив его, приземлятся на полевом аэродроме. Оттуда самолеты будут действовать так, как предусмотрено планом.
— Больной, больной, — всполошилась сестра, — у вас же температура! Немедленно в постель!
Кузькин еще раз посмотрел на могучие крылья, распластанные над степью, обиженно вздохнул и лег на кровать. Отвернувшись к стене, он уже ничего не видел, кроме крашеной панели. «Дурень!.. Какой же я дурень, — ругал себя Родион, вспоминая историю знакомства с «агрономшей» и его последствия. — Так опростоволосился…» Его мысли перебивала богатырская симфония турбин, лившаяся откуда-то с огромной высоты…
Старшим проверяющим на летно-тактических учениях был назначен заместитель Плитова. Сам генерал, занятый неотложными делами, остался в Катташахаре. Он почти не выходил из штабного кабинета. Здесь же на диване и отдыхал. В последнее время его беспокоило оживление по ту сторону границы: там самолеты днем и ночью патрулировали на всех высотах. Начальник командного пункта информировал Ивана Платоновича каждый час.
В первый же день учений Плитов доложил обстановку в Москву и, получив необходимые указания, пригласил к телефону своего заместителя:
— Южнее Песчаного наблюдается интенсивное трехэшелонное патрулирование самолетов. Не исключена возможность «случайного» отклонения от маршрута… Надо усилить наблюдение, особенно ночью. В случае чего — немедленно связывайтесь со мной…
Над летной полевой площадкой, словно чернильный сгусток, висела непроглядная тьма. Казалось, она придавила собою степь, и, если бы не ограничительные и указательные огни аэродрома да мигающий свет неонового маяка, можно было подумать, что ночь безраздельно властвует над всей округой. А между тем окраина Золотой пустыни жила напряженной жизнью.
Еще до начала учений, сразу же с наступлением сумерек, ефрейтор Петров принял боевое дежурство. Тщательно проверив аппаратуру, принятую у сменившегося оператора, Виктор доложил офицеру:
— Радиолокационная станция к работе готова!
— Добро, — ответил тот. — Будьте начеку.
— Есть!
Небо стало заволакивать тучами. Они наплывали друг на друга, как огромные бесплотные айсберги. Но даже самая скверная погода не могла остановить летно-тактические учения. Около полуночи со стартового командного пункта в воздух взлетели три сигнальные ракеты, пробороздившие темноту зелеными дугами. Полеты начались.
Взяв микрофон, подполковник Орлов скомандовал первой паре истребителей:
— Вам запуск!
Басовитый рокот турбин разбудил тишину. Спустя несколько секунд шесть аэронавигационных огней и два вулкана пламени поползли к линии старта.
— Разрешите взлет, — один за другим запросили командиры экипажей. Это были лейтенанты Федин и Волков.
— Взлет!
Разбег — и реактивные стрелы отрываются от земли, ныряют в черный омут ненастья.
Самолеты выполняют задание где-то вдали, за десятки километров от аэродрома, однако ефрейтор
