Ирина отерла слезы с глаз и посмотрела на часы. Надо же, половина двенадцатого! А она так увлеклась, что даже не заметила, как бежит время. Она осторожно отложила пухлую рукопись в сторону, стараясь не помять страницы.
В комнату заглянул Толик.
— Ты что не спишь до сих пор? — строго спросила она.
— Ага, кто бы говорил! Сама сидишь тут, как сова.
— Я не просто так сижу, я работаю! — обиделась Ирина. — У меня, между прочим, еще две рукописи лежат до конца недели!
— Ну-ну… Хоть стоящее чего?
— Да! Прямо оторваться не могла.
— Ну, мам, ты и зачиталась!
— Ага. Чайник поставь, пожалуйста.
— Может, тебе сюда принести?
— Нет, лучше на кухню приду.
Вот уже и чайник закипел… Они с сыном сидели за столом на кухне, а Ирина все еще находилась под впечатлением прочитанного. От хорошего, дорогого вина остается послевкусие, и от книги — тоже… Даже сейчас она зачем-то принесла рукопись с собой, будто не хотела расстаться с ней.
— Что, правда книга хорошая?
Она налила себе чаю, пододвинула поближе вазочку с печеньем и серьезно ответила:
— Да, очень.
— А кто написал?
— Сейчас посмотрю… — Ирина заглянула в письмо-сопроводиловку, — какая-то Вера Юсова. И представляешь, это ее первая книга! А написано просто блестяще. Что характеры, что сюжет, что исторические картинки — все на высшем уровне.
— И что теперь?
— Наверное, будем печатать! Конечно, я должна с начальством поговорить, решения они принимают, но скорее всего…
— Позвони ей. Прямо сейчас позвони.
— Ты что, шутишь? — Она отодвинула пустую чашку. — Поздно уже, ночь на дворе! И потом, вдруг что-нибудь не срастется? Разве можно человека зря обнадеживать?
Но сын был непреклонен.
— Просто позвони ей и скажи, что тебе понравилось. Неужели ты не понимаешь, как это важно? Ведь она ждет! А ты тут разводишь китайские церемонии.
— Ну ладно, — сдалась Ирина, пододвигая к себе телефон, — но если из постели выдерну — ты будешь виноват!
Вера сидела на кухне у стола и тупо смотрела в одну точку прямо перед собой. В чашке остывал крепчайший черный чай, дымилась сигарета, в сердце, кошельке и списке жизненных перспектив было совершенно пусто.
Время подбирается к полуночи, завтра ей, как всегда, вставать в половине седьмого, но только сейчас она может хоть немного побыть наедине с собой, чтобы подумать о своем житье-бытье — и решить, что делать дальше.
С самого детства Верочка очень любила читать. Сначала — сказки, потом — исторические романы с хитро закрученной интригой. Ей нравился острый и пряный аромат прошедших веков, где если любовь — так до гроба, где женщины прекрасны и утонченны, как изысканные оранжерейные цветы, а мужчины отважны и галантны. Может быть, конечно, это и выдумка, но зато как интересно и захватывающе! Главное — чтобы все закончилось хорошо.
После школы она попыталась поступить в Литинститут, но творческий конкурс не прошла. Пришлось в спешном порядке идти в педагогический, на истфак. Мама уговорила — конкурс там был совсем небольшой, и не стоит терять год, надо получать образование…
Образование она получила благополучно, но в школе надолго не задержалась. Странная девушка с длинными вьющимися волосами и мечтательной, немного отрешенной улыбкой среди предпенсионных теток в костюмах джерси, выглядела совершенно инородным телом.
Потом в ее жизни появился Михаил. Он казался таким надежным, спокойным, основательным… Даже маме он очень понравился.
— Вот какой муж тебе нужен! — говорила она. — Ты у меня, Верочка… не обижайся, конечно, но немножко не от мира сего. А он крепко на ногах стоит, будет и тебе опорой.
И Верочка согласилась. Была свадьба, гости кричали «Горько», и Михаил, раскрасневшийся от выпитого, снова и снова лез целоваться. Поначалу все шло хорошо. Молодые супруги зажили в однокомнатной квартире, доставшейся молодой жене после смерти бабушки. Раньше стояла закрытая, а теперь вот пригодилась… Михаил исправно пылесосил ковры по воскресеньям, ездил на рынок за свежим мясом и молодой картошкой, говорил о том, что надо бы присмотреть участок за городом, чтобы начать дачу строить — с огородом, с банькой, чтобы все свое… На Веру эти разговоры только тоску наводили, но она не спорила.
Через год родилась Машка. Впервые увидев маленькое, красное, сморщенное личико, Вера испытала такой прилив любви и счастья, что не выдержала заплакала. Девочка была удивительно похожа на нее, так что даже врач в роддоме удивлялась — просто копия! А соседки по палате хихикали и спрашивали:
— Вер, ты признайся честно, хоть какой-нибудь мужик рядом был? Или люди уже почкованием размножаться научились?
Крошечная Маша засыпала под сказки Пушкина, радостно дрыгала ножками под «Венгерскую рапсодию», словно пыталась танцевать, и, едва научившись говорить, стала складывать слова в стихи.
Верочка была счастлива, а Михаил почему-то мрачнел и все чаще и чаще заводил разговоры о том, что должна делать «хорошая жена», а чего она делать не должна ни в коем случае. Верочка обижалась, плакала и изо всех сил старалась «соответствовать» — стряпала обеды, убирала квартиру, стирала, гладила рубашки, так чтобы на рукаве у плеча не оставалось складочки от утюга…
А по ночам — плакала в подушку. Плакала оттого, что обеды у нее пригорали, тесто не поднималось и добиться кипенной белизны постельного белья и рубашек не получалось почти никогда.
Но самое главное… Все это она от души ненавидела, казалось, что жизнь проходит мимо, и, убивая время на домашние хлопоты, она с каждым днем все больше отдаляется от чего-то совсем другого, может быть, самого важного. А Миша все равно ею недоволен…
Получалось, что как ни смотри, а Верочка — жена плохая.
Когда она начала писать, дело уже неуклонно шло к разводу. Каждый раз, заставая ее за этим занятием, Михаил напоминал, что белье нестирано, и обед не приготовлен, и вообще, жене и матери не пристало заниматься такой ерундой и тешить себя напрасными иллюзиями! Верочка стала работать тайком, чтобы не сердить супруга, и нередко даже вставала по ночам, урывая от сна короткие часы, когда она наконец-то могла быть самой собой. Писала она довольно быстро, пальцы не успевали за течением мысли, и там, в придуманном мире, сплетались нити сюжетов, и герои преодолевали все испытания, чтобы достойно прийти к счастливому концу…
А в жизни все обстояло совсем иначе. В один прекрасный день Михаил ушел, хлопнув дверью, и Верочка осталась одна. Пришлось искать работу. Она устроилась помощником руководителя (а проще говоря — секретаршей) в небольшую фирму, и теперь каждое утро нужно было волочь сонную Машку в садик, ехать в переполненном вагоне метро, чтобы потом целый день сидеть в офисе.
Мама очень помогала ей — готовила, забирала Машку из садика и безропотно сидела с ней всякий раз, когда Верочке приходилось задерживаться на работе. Но, возвращаясь домой, приходилось наталкиваться на ее поджатые губы, осуждающий взгляд и одни и те же, давно набившие оскомину разговоры. Мама никак не могла простить ей развод с Михаилом и все надеялась, что рано или поздно они непременно должны помириться.
— Вера, опомнись! Тебе уже тридцать, ты одинокая женщина с ребенком. Пора спускаться с небес на землю, пора… О чем ты только думаешь? — часто повторяла она. — Ты пойми, я же ведь тебе только добра
