Ко всему прочему, в лесах развелось до черта волков (которые, оказывается, прежде составляли основу рациона драконов), а из-под земли полезла какая-то мелкая нечисть, осмелевшая в отсутствие хозяина. Для рыцарей драться с такой мелюзгой было недостаточно почетно, а для простых обывателей — слишком опасно, так что нечисть жировала совершенно безнаказанно.
Король хватался за голову, слушая еженедельный отчет о том, что столько-то тысяч акров земли вытоптано, столько-то десятков деревень сожжено, столько-то голов скота задрано и столько-то принцесс беременно. «Найдите мне дракона! — кричал он. — Хоть какого-нибудь, пусть даже маленького! Выпишите из-за границы! Полцарства за дракона и любую принцессу в придачу или даже двух принцесс!»
Но, конечно, новых драконов взять было неоткуда. Экологические катастрофы необратимы.
Дурак был сказочный король, если решил, будто в природе есть хоть один бесполезный, вредный вид.
— Великий цезарь! — обратился посланник к Диоклетиану. — Вернитесь в Рим! Мы все Вас просим. Империя нуждается в Вас, ну что Вы забыли в этой своей провинции? Зачем отреклись?
— Ах, — вздохнул Диоклетиан, — если бы вы только знали, какую капусту я на этом срубил!..
— Что у нас с клонированием? — спросил Диктатор.
Главный Ученый неопределенно помахал в воздухе рукой.
— Мы над этим работаем.
— И как успехи?
— Ну вот, с овцой уже опыт прошел удачно. Из одной овцы получилось две.
— Ну замечательно! Значит, скоро мы начнем наконец клонировать суперсолдат!
— Да нет, пока рано еще, — скривился Ученый. — Пробовали мы их уже клонировать. Все равно на выходе две овцы получается…
Жил бы я в городе, назывался бы Оракулом, а здесь я просто деревенский дурачок. Да и какой из меня Оракул, я же на самые простые вопросы ответить не могу! Вон, идет тетушка Матильда, улыбается, кивает мне: «Здравствуй, дурачок. А знаешь ли, какая радость меня ожидает в новом году?» Ой, даже и не знаю, тетушка. Ждет тебя что-нибудь или нет — поди разбери, до нового года еще неделя почти, а ты уже старенькая, доживешь ли… С лестницы-то послезавтра упасть, да еще вниз головой — тут и у молодого здоровья не хватит, а тебе-то уже девятый десяток. Хотя, может, и выживешь, ты ж у нас бабка крепкая… в общем, не знаю я, а врать не хочу. «Не знаю, тетушка». Улыбается снова, треплет по голове, дает сухарик. А вон дядюшка Фредерик прошел, рукой мне помахал: «Привет, дурачина! А ну-ка, скажи, что у меня в кармане? Угадаешь — тебе отдам». Да откуда же мне знать, дядечка? Карманов-то у тебя два. В одном — леденец, в другом — письмо от сына, что он приезжает осенью, но это он обманывает, конечно. Как же он сможет приехать, если в конце июня застрелят эрцгерцога Фердинанда? «Не знаю, дядечка». Усмехнулся, отдал леденец. «А теперь знаешь?» Ну, если подумать… Что там у тебя? Крошки табака, торчащие нитки, пара кошачьих шерстинок — это от кошки твоей любовницы, пятнышко жира от бутерброда, который ты носил в кармане поза-позавчера… что же ты имеешь в виду? «И теперь не знаю, дядюшка». Расхохотался, ушел. А может, он вообще о другом кармане говорил? У него дома еще две пары штанов висят, там в карманах чего только нет… одних денег двадцать три монетки, поди тут угадай, о чем речь! Дети бегут: «Эй, дурачок, айда с нами на горку!» «Не, не пойду». Убежали. Хотя и хочется мне с ними на горку, да ведь все равно не добегут, за поворотом остановятся возле пекарни, откуда так вкусно тянет свежей сдобой. И про горку свою забудут, а захотят стащить булочку, пока никто не смотрит, и ведь стащат, а потом будут кусать ее по очереди, спрятавшись за сараями — но за сараи мне совсем не хочется, и булки тоже, так что я с ними не пойду. А кроме того, я должен дождаться бабушку Фриду, которая подойдет с минуты на минуту. Тут и угадывать нечего — она всегда проходит мимо меня как раз в это время, вот уже лет восемь. Сейчас она подойдет и спросит, не встречал ли я ее мужа, который куда-то запропастился, и не знаю ли я, когда он собирается вернуться домой. Что я могу сказать? Боюсь, что это никому не известно. Оттуда, куда ушел муж бабушки Фриды, еще никто не возвращался, но вдруг именно он будет первым? Не знаю, не знаю… я ни в чем не уверен. «Конечно, бабушка Фрида, — скажу я ей, — он здесь только что проходил и обещал вернуться завтра, не позже полудня». Она кивнет и пойдет дальше. Я всегда ей так говорю.
Жил бы я в городе, назывался бы Оракулом. Оракул всегда говорит правду. Но я живу в деревне, а деревенский дурачок может иногда и соврать.
— Дракон! — прокричал Рыцарь в глубину пещеры. — Выходи, если не трус!
— Ну, чего тебе? — навстречу Рыцарю высунулась голова на длинной шее. — Говори, только быстро!
— Я зовусь сэр Рольф, Рыцарь Пылающего Меча, защитник угнетенных, поборник справедливости, и я прибыл сюда, чтобы…
— Погоди! — Драконья голова прислушалась к чему-то, происходящему за ее спиной. — Извини, у меня сейчас дела, потом расскажешь, ладно? Я скоро! — и не дав Рыцарю даже возмутиться, голова скрылась в пещере.
Рыцарь потоптался у входа, поправил перевязь, отскреб с нагрудника какую-то соринку и снова закричал:
— Эй, Дракон! Ну ты долго там еще?
— Не мешай! — прогудело в ответ. — У нас тут… В общем, не до тебя сейчас!
Рыцарь обиженно обернулся к своей лошади, но та мирно обгладывала кустик и не желала проникаться сочувствием.
Рыцарь подождал несколько минут, потом заскучал.
— Ну че за дела? Мне долго еще тут торчать?
Из пещеры донесся крик. Негромкий, мало похожий на драконий и совершенно неожиданный в таком месте. Рыцарь удивленно захлопал глазами и прислушался. Крик повторился. Никакого сомнения: это был плач младенца.
— Что тут вообще происходит? — вопросил Рыцарь в пространство. Никто, разумеется, не ответил.
Через полчаса, когда Рыцарю уже стало казаться, что он стоит здесь целую вечность, Дракон вновь высунул голову из пещеры.
— Девочка! — радостно сообщил он.
— Девочка? — тупо переспросил Рыцарь.
— Ага! И прехорошенькая!
Голова подалась вперед, и Рыцарю пришлось попятиться. Дракон выползал из своего логова. Это было такое зрелище, что даже лошадь оторвалась от своего кустика и восхищенно присвистнула.
— Сколько же у тебя голов?! — воскликнул Рыцарь, когда Дракон выполз весь.
— Сто пятьдесят! — гордо ответил Дракон. — С этого дня — уже сто пятьдесят! Можешь полюбоваться сам, только не разбуди.
Головы, немного потолкавшись, расступились в стороны, пропуская Рыцаря к небольшому свертку, покачивающемуся в люльке между нескольких шей. Рыцарь пригляделся. В свертке лежала еще одна голова — маленькая, сморщенная, на тонкой-тонкой шейке.
— Правда, она прелесть? — застенчиво спросил Дракон.
— Да. Несомненно, — нервно сглотнув, ответил Рыцарь.
Новорожденная головка приоткрыла глаза, увидела рядом с собой страшного дядю в железных доспехах и истошно заорала.
Ближайшие головы тут же сомкнулись над младенцем, засюсюкали и принялись успокаивать, а Рыцарь поспешно отступил назад, снял шлем и утер пот со лба.
