в бреду смеялась старуха. — Она даже имени его не знает! Он оттолкнул от себя и ее, и дитя свое. Все дьяволы радуются, глядя на это, а Изидор скалит зубы и хохочет, хохочет, хохочет…
Амаранта опустилась на колени у кровати и, заливаясь слезами, целовала исхудавшую руку больной.
— Теперь я знаю, зачем я послана сюда, — говорила Инес. — Благодарю тебя, мой добрый гений. О, как несчастны эти люди! Я должна помочь им. Теперь я понимаю эти слова: «Когда с тобой случится большое несчастье, ступай в дом на улице Толедо!»
IV. Лунатик
— Эй, Диего! — крикнул дон Мануэль своему слуге, поднимаясь по ступеням дворца, чтобы войти в дежурный зал, где, как он только что увидел через стеклянную дверь, его ожидали бригадир Жиль-и- Германос и патер Антонио.
— Дон Албукерке! — быстро обернувшись, отвечал слуга, уже направившийся было через двор.
Дон Мануэль Павиа де Албукерке осторожно, стараясь не слишком звенеть шпорами, спустился по лестнице; Он был поразительно красив, именно поэтому все женщины в Мадриде знали его. Его везде можно было видеть — на Прадо, в театре, в цирке, и всюду на него оглядывались, любуясь необыкновенной грацией его движений. Любимец высшего круга, баловень общества, он был чрезвычайно представителен, но при этом в нем не было напыщенности. Прекрасная густая борода украшала его мужественное, цветущее здоровьем лицо, в живых глазах был огонь, особенно, когда он говорил; когда же он смеялся, то был просто обворожителен.
Дон Мануэль хорошо знал, что он может нравиться. К тому же он был смелым наездником, честно служил и был самым ловким в Мадриде бойцом. Это он уже не раз доказал на бесчисленных дуэлях и поединках.
Число его знакомых было очень велико, но друзей — только двое: бригадир Жиль-и-Германос и молодой патер знатного происхождения, патер Антонио.
Дон Мануэль, как мы уже сказали, снова повернулся к своему лакею, только что вручившему ему записочку, которую дон Албукерке, не распечатывая, положил в карман. Повернулся же дон Мануэль потому, что увидел — друзья ждут его в дежурном зале.
— Диего, — сказал он, — у меня еще одно поручение для тебя.
— Что прикажете, дон Албукерке?
— Я хочу отослать письмо, но ты знаешь, что письма иногда теряются.
Диего улыбнулся:
— Я не простак, дон Павиа, и сумею быть осторожным.
— Мне известно. Ты знаешь дворец графа Кортециллы?
— Я несколько раз ходил к патеру Антонио.
— Отдай ему это письмо, — сказал дон Мануэль, вынув записочку из кармана и отдавая ее слуге.
— В собственные руки? — спросил Диего.
— Ему лично, а никак не лакею! Если же патера нет дома, то попроси, чтобы тебя проводили к благородной донье.
Диего посмотрел на своего господина, и ясно было, что он вполне понял, что от него требуется.
— Значит, благородной донье я могу отдать его? — спросил он.
— Да, да. Но только ей самой, не графу!
— Позвольте, — вдруг заметил Диего, подержав письмо перед фонарем и прочитав на нем адрес, — это же то письмо, которое я только что вам передал.
— О Боже! — воскликнул дон Мануэль, недовольный своей оплошностью. — Это было бы страшное недоразумение!
Он взял письмо у слуги, продолжавшего потихоньку улыбаться, и подал ему другое, без всякой надписи.
— Ступай скорее, Диего.
— Ответ нужен, дон Албукерке?
— Нет, но не забудь, что я сказал тебе: письмо не должно попасть в чужие руки.
Диего поклонился, надел шляпу, которую все время держал в руках, побежал через двор, а дон Мануэль снова поднялся по широким мраморным ступеням и вошел в большую стеклянную дверь.
— А, вот и он, наш благородный дон Мануэль! — воскликнул бригадир Жиль-и-Германос. Его круглое, красное лицо осветилось приятной улыбкой, и он дружески протянул вошедшему обе руки. — Наконец-то! Верно, ходил опять под чьими-нибудь окнами или был на свидании…
— Ты все шутишь, Жиль, — возразил Мануэль. — Но я от души рад видеть вас обоих; тебя, мой дорогой бригадир, и тебя, патер Антонио, ученый и философ, хоть ты и не признаешься в том. Мне уже давно хотелось побыть с вами.
— Да, да, — рассмеялся Жиль. — Наш благородный дон десять раз пообещает прийти и лишь один раз придет.
— Сегодня я был дежурным.
— По службе или по любви?
— Ты, я вижу, в очень хорошем расположении духа, — отвечал Мануэль. — По службе. И дело весьма важное: дон Карлос появился в Мадриде.
— Как? Дон Карлос! — воскликнул Жиль, вскочив со своего стула, на который он только что уселся.
Патер Антонио тоже проявил некоторое изумление.
— Между нами говоря, сегодня рано утром я получил приказ поставить караулы у всех ворот, но птичка, кажется, вылетела раньше, ибо я только что получил донесения, что за весь день никого не обнаружено.
— Однако с его стороны это смелая штука.
— Да, это на него похоже, и я этому верю, — заметил Антонио. — Не верю только, что его можно поймать. У него слишком много друзей и слишком много средств.
— Кстати, патер Антонио, — заметил Мануэль, — у вас во дворце тоже происходит что-то таинственное.
— Почему ты так думаешь? — спросил Антонио.
— Нет, я не думаю, просто я видел, — отвечал Мануэль, — вчера вечером, когда возвращался с Прадо и уже стемнело…
— Ты оказался там из-за молодой графини, к которой с некоторых пор неравнодушен? — перебил Жиль своего товарища. — Одобряю твой вкус.
— Я просто проходил мимо дворца графа Кортециллы по пути домой и тут увидел двух закутанных людей, которые, подозрительно оглядываясь, быстро шли к дворцу.
— Уж не дон Карлос ли это был со своим братом Альфонсом?
— Нет, это были не они, я уверен, но, во всяком случае, это были замечательные фигуры, — продолжал дон Павиа. — На них были запыленные ботфорты, одинаковые плащи и шляпы, а лица сильно заросли бородой.
— Так это были просто какие-нибудь управляющие, — спокойно заметил Антонио, — прибывшие доложить о чем-то графу. Действительно, такие люди иногда бывают у него.
— Не знаю, — задумчиво проговорил дон Павиа. — Только они произвели на меня странное впечатление. Я уверен, Антонио, ты, если и знаешь, все равно не проговоришься, но мне сдается, что Кортецилла втайне помогает дону Карлосу.
— Не думаю, — воскликнул Жиль. — Скорей, мне кажется, человек этот, владеющий сказочными богатствами, имеет какие-нибудь дела на севере, и его частые путешествия вовсе не так бесцельны. Я думаю, что он стоит во главе какого-нибудь тайного общества или какой-нибудь тайной партии…
Антонио улыбнулся, но это была холодная улыбка, и он сказал только:
—Я вижу, что вы знаете гораздо больше моего, я ничего такого не замечал. Все любят строить догадки насчет графа.
— Это потому, что он так уединенно живет и так ужасно богат, — сказал Жиль. — И потому, что графиня Инес хорошая партия. Клянусь, она с каждым днем становится прекраснее, и мадридские дамы вполне могут ей позавидовать.
