лампы, казалось, качались в каком-то тумане, в воздухе плавали дым и пыль, поднятая танцорами.
Хозяин, боясь, как бы потолок не рухнул от дружного топота множества ног, велел расставить кое-где подпорки, нимало не мешавшие танцующим. В уголке на небольшом возвышении помещался оркестр из пяти музыкантов: двое с тамбуринами, двое с гитарами и один с кларнетом.
Музыка очень напоминала китайскую и невыносимо терзала слух, но музыканты хорошо держали такт и играли знакомые танцующим мелодии: в этом было все ее достоинство.
Танцующие сплетались руками и двигались с такой грацией и страстью, какие незнакомы жителям севера. Многие пары привлекали всеобщее внимание. Они были так хороши, что украсили бы любой балет, и заставляли забыть про их убогие наряды.
Все танцевали неистово. Смеясь и в такт покачиваясь, пары то плыли, то проносились мимо. Лица пылали, глаза горели, партнеры поднимали высоко в воздух своих дам, едва прикрытая грудь девушек бурно вздымалась, и короткие юбочки высоко взлетали кверху в страстном танце, хозяин с прислугой разносили вино, воду со льдом и фрукты тем, кто не танцевал или отдыхал после танцев, какая-нибудь особенно ловкая и красивая пара исполняла между тем грациозное па-де-де, поодаль за столами сидели за вином пожилые мужчины, явившиеся просто в качестве зрителей.
Тобаль Царцароза, только поздно вечером покинувший дом, по набережной вышел к таверне «Солнце», в то же время с другой стороны улицы, навстречу ему, показались двое мужчин, одетых как угольщики, с выпачканными сажей лицами.
Дав обоим пройти, Тобаль остановился и с изумлением поглядел им вслед. Внешность одного из них, по-видимому, пробудила в нем какое-то воспоминание…
— Неужели это он?.. — прошептал Тобаль, — неужели это Мендири, мой бывший товарищ, перешедший к карлистам и ставший одним из их предводителей?
Тобаль еще с минуту смотрел на спокойно удалявшегося мужчину…
— По всему — это он, но как Мендири мог очутиться в Мадриде? Он сильно рискует, показываясь здесь, но он ведь всегда был смел до дерзости и падок на такие выходки, которые как раз в духе карлистских капитанов… Зашел в таверну… клянусь душой! Надо бы удостовериться и посмотреть, что он будет делать! Сходство удивительное! Пойду погляжу! Выходим еще не скоро, до утра ведь далеко!
И Тобаль Царцароза, не надевший еще мундира, завернувшись в широкий темный плащ и надвинув на глаза шляпу с большими полями, повернул назад и вошел в таверну, встретившую его чадом и звуками музыки.
Прислонясь к одной из деревянных колонн, недалеко от которой разместились за столиком оба незнакомца, не заметившие его, он стал смотреть на танцующих, наблюдая в то же время за этими двумя.
— Это он, — прошептал опять Тобаль, — такого сходства не может быть! Это Мендири! Но с чего же этот ветреный волокита нарядился в такой костюм и выпачкался сажей? Кто это с ним? И что он делает тут, в Мадриде, когда несколько дней тому назад в газетах было сказано, что в окрестностях Виттории небезопасно из-за банд, возглавляемых Лоцано и Мендири?.. Нет, нет, это не он! Но эти лукаво сверкающие глаза! Послушаю, о чем они так серьезно рассуждают, надо узнать, Мендири это или нет. Другой мне совершенно незнаком, я никогда его не видал.
Угольщики между тем тихонько разговаривали.
— Туда ли мы пришли, Лоцано? — спросил один из них.
— Час тому назад я говорил с Ураменте, — отвечал другой, — и он сказал, что встретится с нами в таверне «Солнце», а на вывеске так и написано.
— Когда он хотел прийти? — спросил Мендири.
— Он не мог сказать точно, — тихо отвечал Лоцано, — он хотел сначала, одевшись слугой, пробраться во дворец Серрано и там разузнать немного о его образе жизни, чтобы можно было что-то планировать.
— Только бы был осторожен, — прошептал Мендири, — одно необдуманное слово может выдать его!
— Не беспокойся, я недаром его выбрал! Ураменте хитрый как лисица. Да и кому придет в голову, что слуга…
— Тише! — прервал его Мендири, — видишь этого в плаще у колонны?
— Который стоит спиной к нам?
— Он, может быть, подслушивает.
— Ну, ты уж слишком осторожен, — сказал Лоцано, похлопав его по руке и отодвинув кружку с вином, которое спросил только для вида, так как ни вино, ни сама кружка ему не понравились, — кто тут обратит на нас внимание? Мы выбрали такие маски, которые как раз под стать этому ламповому балу.
— Что если б маркиза Ирокедо увидела меня в таком наряде, —усмехнулся Мендири, — любопытно знать, признала бы она меня?
— Ты в самом деле не был у нее?
— Сохрани Бог! Ведь я тебе обещал.
— А я думал, что любовь к прекрасной маркизе не даст тебе покоя! Я был только у графа Тормадо и кабальеро Бланда.
— Что же они говорили? Узнали они тебя?
— Бланда узнал, но Тормадо уже собирался звать слуг, чтобы выгнать дерзкого угольщика.
Мендири засмеялся.
— Тогда ты назвался ему? — спросил он.
— Он очень обрадовался и обнял меня, несмотря на мой непривлекательный костюм. Они с Бландой не остаются без дела. Их партия, то есть партия короля Карла, все увеличивается.
— У Тормадо много людей, и он пользуется огромным влиянием.
— Он изъявил готовность принять нас у себя, но я из осторожности отказался. Он тебе кланяется.
— А Бланда?
— Хочет увидеться и поговорить с тобой.
— Ты им сказал о цели нашего приезда?
— Я дал понять.
— Что же они?
— Тормадо задумался, но его пугала только мысль об опасности нашего положения.
— Разве ты ему не говорил, что мы привезли с собой надежного человека, который выполнит задуманное?
— Именно это он и считает самым опасным.
— Ого! Не думает ли он, что Ураменте может изменить нам?
— Он намекнул, что все мои влиятельные сторонники в Мадриде не спасут меня тогда от топора или веревки, — прошептал Лоцано, — и он прав!
— Ты раскаиваешься? — с удивлением спросил Мендири.
— Что за вопрос! Разве не я первый начал дело? Нет, нет, я только передаю мнение Тормадо.
— Знаешь, — заметил Мендири, — он всегда был боязлив, сколько я помню. Я доверяю малому, которого мы привезли с собой.
— Ураменте создан для подобного дела.
— Договорился ты с Бландой и Тормадо насчет второго свидания, Лоцано?
— Я ни о чем не договаривался, так как все зависит от решения Ураменте.
— А как влияние Серрано? Колеблется?
— Какое! Бланда говорит, растет!
— Черт возьми!.. Меня ужасно стесняет этот человек у колонны, — пробормотал Мендири, с досадой взглянув на Тобаля. — Я почему-то все время невольно на него смотрю.
— Что нам до него за дело! Он глядит на женщин.
— Я его как будто где-то видел…
— Да ну его, — проворчал Лоцано. — Что-то Ураменте долго не идет!
— Надеюсь, что он не подопьет и не проболтается.
— В случае беды мы всегда успеем удрать. В этой таверне два выхода, — шепнул Лоцано, так что
