давать все въ большей м?р? желаемые для нихъ результаты. Это будетъ прыжкомъ челов?чества изъ царства необходимости въ царство свободы».
Но то, что Энгельсъ считалъ возможнымъ лишь по достиженіи соціалистической конструкціи общества — свободное сознательное творчество, становится лозунгомъ уже современной личности, не желающей мириться съ опред?леніемъ ея «сознанія и воли» «бытіемъ», а стремящейся сознательно устроять свою жизнь.
И это начинаютъ признавать даже т?, которые досел? еще продолжаютъ религіозно в?ровать въ доктрину экономическаго матеріализма. Долгое время в?ровали они въ абсолютныя формулы развитія и гибели капитализма, установленныя марксизмомъ. В?рили и въ знаменитую «катастрофическую теорію», согласно которой капитализмъ долженъ былъ рухнуть, всл?дствіе хронической дезорганизаціи промышленности — явленія стихійнаго, слагающагося вн? воли людей.
Но и въ соціальной философіи современной н?мецкой соціалъ-демократіи теорія «саморазрушенія» капиталистическаго общества постепенно утрачиваетъ значеніе одной изъ центральныхъ руководящихъ идей. Она отступаетъ на задній планъ, принимается за деталь. На первый планъ и современная соціалъ- демократія выдвигаетъ моментъ классовой борьбы, утверждая, что посл?дняя поколеблетъ зданіе капитализма ран?е, ч?мъ это сд?лала бы хроническая дезорганизация промышленности. Такимъ образомъ — классовое самосознаніе, классовая воля получаютъ р?шительное предпочтеніе передъ объективнымъ факторомъ развитія — безсознательнымъ, стихійнымъ экономическимъ процессомъ. Еще бол?е рельефно выступаетъ этотъ моментъ въ — «революціонномъ синдикализм?», вся тактика котораго построена на признаніи примата «сознанія» передъ «бытіемъ», и методъ «прямого возд?йствія» котораго есть наибол?е яркое утвержденіе свободы челов?ческой воли, свободы челов?ческаго творчества отъ мертвыхъ производительныхъ силъ.
Однако, въ экономическомъ матеріализм? есть сторона, которая должна найти себ? м?сто и въ соціологическомъ credo анархизма.
Эта сторона — постоянно бьющееся въ немъ, несмотря на вс? paціоналистическіе наряды, напоминаніе о жизни.
Никто не нанесъ экономическому матеріализму бол?е страшныхъ ударовъ, ч?мъ онъ самъ. Претендуя на «универсализмъ», «научность», «абсолютную» теорію развитія, онъ самъ сд?лалъ все, чтобы подорвать свои претензіи.
Разрушительнымъ для его утвержденій оказалось то, что онъ въ основу ихъ положилъ начало жизни. В?чная текучесть жизни не им?етъ ничего общаго съ «универсализмомъ», «научностью», «абсолютизмомъ» придуманныхъ теорій. И даже сверхисторическій — у посл?дователей его — авторитетъ Маркса оказался безсильнымъ спасти въ неприкосновенномъ вид? его теоріи. Но постоянное возвращеніе отъ головокружительныхъ полетовъ мысли, отъ утопій и ми?ологіи къ реальной д?йствительности есть огромная заслуга марксизма. И анархизмъ долженъ ее помнить.
ГЛАВА V.
Анархизмъ и политика.
Является довольно распространенным мн?ніемъ, что анархисты отрицаютъ политическую борьбу.
«Традиціонный анархизмъ» протестует противъ этого.
«Откуда могло сложиться подобное мн?ніе? — читаемъ мы въ сборник? писателей этого теченія — «Хл?бъ и Воля». Факты, напротивъ, доказываютъ, что въ современной Европ? только анархисты ведутъ революціонную борьбу съ государствомъ и его представителями, а государство, в?дь, учрежденіе политическое par excellenсе.. Не только анархисты не отрицаютъ политической революціонной борьбы, а за посл?дніе тридцать л?тъ въ Европ? только анархисты и вели революціонную пропаганду...»
Въ чемъ же заключается эта политическая борьба противъ государства? Сведенная къ ея истиннымъ разм?рамъ, это — борьба противъ демократіи: парламентаризма и политическихъ партій.
Демократія есть самодержавіе народа, народовластіе, признаніе того, что суверенитетъ — единый, неотчуждаемый, нед?лимый принадлежитъ народу.
Идея «народовластія» — и сейчасъ еще общепризнанный идеалъ радикальной политической мысли.
Но, не говоря уже о бол?е раннемъ опыт?, весь опытъ ХІХ-го в?ка обнаружилъ тщету народныхъ упованій на «демократію». Народовластіе есть фикція. Народнаго суверенитета н?тъ и не можетъ быть — пишетъ выдающійся н?мецкій государственникъ — Рихардъ Шмидтъ («Allgemeine Staatslehre»). Въ реальной государственной жизни д?йствуетъ не народъ, какъ таковой, но опред?ленный верховный органъ, бол?е или мен?е удачно представляющій хаосъ индивидуальныхъ воль, слагающихъ народъ. Государство въ лиц? верховнаго законодательнаго органа выт?сняетъ «правящій народъ». Суверенитетомъ облеченъ не онъ, но «органъ», отражающій волю сильн?йшихъ, фактически волю господствующаго общественнаго класса.
«Самодержавіе народа» — одна изъ самыхъ раннихъ, политическихъ конструкцій. Ее знаетъ античный міръ, ее знало среднев?ковье. Но въ полной, разработанной, категорической форм? она — продуктъ просв?тительнаго потока XVIII-го в?ка и связывается, по преимуществу, съ именемъ Руссо. Ему принадлежитъ наибол?е глубокая политическая формулировка того общественнаго процесса, который заключался въ переход? отъ самодержавія монарха къ самодержавію народа. Этотъ переходъ былъ связанъ непосредственно съ появленіемъ на исторической арен? новой силы — буржуазіи.
Ея значеніе было огромно. Въ конц? XVIII-го в?ка весь міръ съ напряженнымъ вниманіемъ сл?дилъ за событіями, протекавшими въ революціонной Франціи. Величайшая изъ вс?хъ дотол? бывшихъ историческихъ драмъ — Великая революція въ однихъ вселяла трепетъ и ужасъ, въ другихъ рождала восторги. Впервые среди феодальныхъ обломковъ юная буржуазія властно возвысила свой голосъ, впервые языкомъ просв?тительной философіи и революціонныхъ публицистовъ заговорила она о неотъемлемыхъ священныхъ правахъ челов?ка и гражданина. Все, казалось, улыбалось тогда этой вновь народившейся сил?, могуче прокладывавшей себ? новую дорогу. Буржуазія была властителемъ думъ.
Въ знаменитой брошюр? «О третьемъ сословіи» аббатъ Сіесъ въ трехъ вопросахъ и отв?тахъ резюмировалъ сущность соціально-политическихъ стремленій современной ему буржуазіи. «Что такое третье сословіе?» спрашивалъ онъ — «Все!» «Ч?мъ оно было до сихъ поръ?» «Нич?мъ!» «Ч?мъ оно желаетъ быть?» «Быть ч?мъ-нибудь!»
И жизнь благосклонно отнеслась къ требованіямъ революціонной буржуазіи; прошли года — и во вс?хъ конституціонныхъ странахъ мы видимъ ее не въ скромной роли «чего-нибудь», а верховной вершительницей судебъ ц?лыхъ народовъ.
Ей стали принадлежать и экономическій и юридическій суверенитетъ. Народовластіе, о которомъ она говорила въ своихъ деклараціяхъ и конституціяхъ, стало ея властью, самодержавіе народа — ея самодержавіемъ.
Демократія — сулила: полное равенство, отрицаніе вс?хъ привиллегій и преимуществъ, привлеченіе вс?хъ къ управленію страной. Это оказалось несбыточной мечтой. Съ одной стороны, уже по причинамъ формальнаго свойства, оказалось невозможнымъ сд?лать народъ — д?йствительнымъ сувереномъ. То, что было бы мыслимо въ небольшой общин?, технически оказалось не подъ силу обширному народу. И кучка выборныхъ, далекихъ подлинной вол? народа, стала фактическимъ сузереномъ. Съ другой — суверенная буржуазія сд?лала все, чтобы обезпечить «свое» самодержавіе и защищать его отъ посягательствъ безпокойныхъ индивидуальностей, недовольныхъ т?мъ порядкомъ, который былъ упроченъ буржуазнымъ законодательствомъ. Принципъ народовластія былъ обр?занъ, извращенъ. Для выраженія правильной народной воли — понадобились цензы: имущественный, ос?длости, возраста и пола. Въ принцип? народовластія, этой фикціи, господствующій классъ нашелъ свою лучшую защиту. Онъ сталъ ея идейнымъ и практическимъ щитомъ противъ вс?хъ «народныхъ» нападеній.
Критика демократіи есть вм?ст? критика принципа большинства.
Въ настоящее время общепризнано, что этотъ принципъ былъ принятъ не во вс?хъ раннихъ демократіяхъ. «Демократіи древности — пишетъ Еллинекъ въ своемъ этюд? «Право меньшинства» — знали принципъ большинства и проводили его различнымъ образомъ, часто признавая при этомъ и права
