стояли женщины. Воды не черпали, бадей возле них не было.
Кирилл шел, оглядывая плетень, частоколы, серые стены изб. Где тут ее стена, ее огород? Вслушивался: не прозвучит ли где-нибудь ее голос.
Одна из баб крикнула:
– Не с торгу ль, удалец?
– А по чем угадала удальца?
– По ухватке да по поглядке.
– Зорка!
– Не с торгу ль?
– Оттоль.
– Что там про войну слыхать?
– Побьют татаровей.
– Ужли ж?
– А нешь нет?
– Кто же знает?
– Знаю, побьют. На торгу татарина поймали.
– Ой, господи!
– Поймали! Минула беда.
– Ну, слава те, господи! А мы все слухаем, не завопит ли кто.
– А тогда что?
– Бежать стаНем. – Куда ж?
– В леса. Там не сыщут.
– А ежли…
– Загрызем! Все одно – не дадимся.
– А не все ль одно – мужик ведь!
– Сказал! Татарин-то?
– А ваши-то где?
– А на татар пошли.
Кирилл подумал: 'Будто на медведя пошли али на бобра. Ох, бабы!'
– А где тут Анюта-вдовка живет? Вестно?
– А те на што?
– Да я ей давал порты стирать.
– Ой, молодец, давно, видать, дал!
– А что?
– Да ей тут уж год нету.
– Чего ж так?
– Да она одного молодца на казнь подвела – засрамили.
– А что за молодец?
– К ней один расстрига сватался, а она его – назад в монастырь.
– А! – смекнул Кирилл. – А куда?
– Да не то в Рязань, не то в березань.
– А все ж таки?
– К родителям.
Сердце остановилось: умерла?
Но баба разговорилась:
– У нее отец там гдей-то, на хлебном торгу прикащиком.
– А! Ну счастливо вам жить, бабоньки!
– Да мы и так не тужим. Тебя вот жаль.
– Ну-ка?
– Пропали порты-то – в Рязань увезла!
