– Ну, меня позови.
– Чернецам грех.
– Я не боюсь.
– Не льстись. Не такая.
Он пошел за ней и между возов сена, в густом летнем запахе, схватил ее за руку:
– Ну позови, что ль!
Она не отняла руки и еще сильней его раздразнила взволнованным женским шепотом, где смешались тоска, и веселье, и жалость. Озираясь, чтоб не приметили их, она сказала:
– Ну что тебе? Зачем позову?
– Погреться.
– Мне-то, вдовой, тож зябко.
– Так чего ж?
– Да с чего я с тобой пойду! Чернец ведь!
– Позовешь – рясу отдам тебе на сарафан.
– Грех!
– Обдарю!
– Даров не хватит.
– А приняла б?
– Сперва поглядела б.
– Что хочешь дам!
Она вырвала горячую руку и впервые взглянула ему в глаза.
– Уйди, чернец. Сама боюсь. Уйди.
И быстро вернулась в толкотню рынка. Он сразу ее потерял, словно растаяла в толпе, – там мелькнул платок, схожий с ее платком; там плечи, подобные ее плечам; мелькнула рука, с такими, как у нее, пальцами. Словно в ней одной собран был весь народ и вдруг распался на части, а он ищет ее одну!
– Тут чернявая баба стояла, не видал?
– Анюта-то?
– Она.
– Видно, домой пошла. Чего ей тут делать?
– А ты знаешь ее?
– А кого ж у себя в городе я не знаю? Не чужой ведь!
– И меня знаешь?
– Што ж, ты первый раз, что ль, из Голутвина сюда пришел? Кириллой те звать. Каждый рынок небось тут бога славишь.
– Да я нонче за солью.
– А чернец и соль берет – божье дело деет. На братью ведь.
– Истинно.
– Ну, купи чего-нибудь.
– Не осуди – не заказано.
– Ну, так не засть товар от людей.
– Прости, добрый человек.
– Бог те простит.
Но имя ее было узнано. Кирилл уходил и думал:
'Право, она поддалась бы, не будь я чернецом. Греха опасается. А любовь нешь грех?'
Ее доверчивый шепот он унес в монастырь, и долго нигде она ему не попадалась.
Однажды он раным-рано добрался до перевозчика, чтобы на заре поспеть к рынку.
Ему показалось, что берегом вверх по реке идет женщина. Он пошел следом, взволнованный знакомой ее повадкой. Она уходила все дальше.
Все гуще становился ольшняк.
Анюта вошла в заросль, и он, подкравшись, увидел: она стоит у воды и развязывает повойник.
Развязала густые волосы, и широкими свитками они опустились ей на спину. Быстро сбросила сарафан и осталась в холщовой, расшитой по подолу исподнице.
