– Но, ради всего святого, почему? Ты хотела посадить меня в тюрьму? – На лице Соболева не было упрека. Только страдание.
– Тогда я хотела обратить на себя внимание. Немного жестко, но действенно. Думала, что до тюрьмы дело не дойдет. Я ждала, когда ты придешь ко мне с разговором. А ты прислал своего адвоката и через нее попытался откупиться от меня деньгами. Я была терпелива, но ясно дала понять, что деньги меня не интересуют. Потом явился ты сам и настырно стал предлагать решить вопрос миром. Когда же я объяснила, что значит «мир» в моем понимании, ты был оскорблен. Посчитал, что я просто свихнулась, предлагая тебе сделку, от которой придут в ужас все твои знакомые. И жена, конечно, тоже. Тогда ты готов был идти на суд, но не признаться в том, что у тебя могла быть ко мне страсть. Это меня задело. Задело так, что я подумала: «Раз он настолько глуп и груб, пусть идет в тюрьму». Тогда я еще не знала, какое впечатление произведут на тебя собранные по делу доказательства.
– Я был в шоке, – признался Аркадий.
– Я видела, и в душе моей тлела надежда, – понимающе кивнула Софья. – Я не хотела наказывать тебя. Просто знала, что с позорной статьей, отвергнутый и презираемый всеми, ты будешь своей жене не нужен, ведь Виктория привыкла коллекционировать только награды. И подумала: может, тогда мы станем ближе друг к другу? Я была глупа. Правда?
– Правда, – согласился Соболев. – Но теперь-то мы что будем делать?
– Теперь мы в одной лодке. Я не могу признаться, что оговорила тебя, меня же тогда накажут. Но и тебе не поверят, если ты вдруг сошлешься на мое признание. Мы должны действовать сообща.
– Но что сказать моей жене?
– Скажи, что это просто сделка, – виновато пожала плечами Кислова. – Ты покупаешь свободу. Я – признание себя как женщины…
Глава 27
Дубровская пыталась разложить по полочкам полученную от Виктории информацию. После телефонного звонка, сумбурного рассказа клиентки, прерываемого гневными репликами: «Понимаете, он ходит к ней домой!» и «Чего доброго, он опять спит с ней!», – у нее осталось тягостное впечатление и ощущение того, что дело вышло из-под ее контроля. Теперь даже самый смелый аналитик не смог бы предсказать, чем все кончится.
В глубине души Дубровская и раньше чувствовала, если не сказать – знала, что Аркадий Александрович Соболев – не насильник. Когда эксперт описывал телесные повреждения, а дежурная по этажу – растрепанный вид Кисловой, Елизавету не оставляло ощущение неправдоподобности, театральности происходившего в гостинице. Этакая постановка под названием «Изнасилование»… Но Кислова спутала ей все карты, заявив Соболеву о том, что в ней говорила вовсе не месть, а женская обида. Неужели ее душевная рана была столь глубока, что она пошла на преступление, на оговор невиновного человека, только потому, что бедный профессор забыл с ней поздороваться? Это было бы слишком…
Но у ситуации определенно была предыстория. Именно та, которую «нарыл» детектив. Аркадий Соболев оказался невероятно похож на человека, которого любила Софья Кислова в молодости. По драматическому стечению обстоятельств молодых людей развело в стороны. Чувства поклонника не устояли перед напором родственников и трезвым расчетом. Он сломился и решил вопрос к вящему удовольствию своей матери и новой родни.
Много лет Софья страдала от обиды. Она потеряла ребенка, а вместе с ним и надежду иметь детей вообще. Ушла вера в собственные силы, исчезла привлекательность юности. Не такие, как Кислова, девушки котировались на рынке невест. Она была бедна, скромно одета и не отличалась особой красотой. Мамаша Аркадия словно очертила вокруг нее заколдованный круг, за пределы которого Софья боялась выйти. У нее не хватило ни сил, ни амбиций закончить учебу в вузе. Перебиваясь скромным заработком лаборантки, она вела затворнический образ жизни. Подруг после предательства Лики у нее тоже не появлялось. Только странное приятельство с Ольгой Клюкой, первой вертихвосткой во всем университете. Софье доставляло болезненную радость слышать от нее рассказы о похождениях в профессорско- преподавательской среде. Мир образованных и ученых открывался ей совсем с незнакомой стороны. Интеллигенты в очках были совсем не праведниками и не возражали приударить за какой-нибудь симпатичной студенткой или аспиранткой.
Супруги Соболевы попали в поле ее зрения не случайно. Пожалуй, они были самой яркой парой в университете. Виктория – красивая, уверенная в себе женщина, публичная персона, волочила за собой шлейф славы и всеобщего восхищения. Аркадий выглядел намного скромнее и казался мужчиной, задавленным авторитетом жены и ее именитых родителей. О них говорили как о самой благополучной семье. Многие им завидовали. Многие злословили. Но ничего не могли поделать. Супруги Соболевы, казалось, стояли на недосягаемой для простых смертных высоте.
Все решил случай. Немного перебрав норму на банкете по случаю защиты Романова, Аркадий Александрович позволил себе небольшую вольность – игриво обнял лаборантку и шепнул ей на ушко парочку неуклюжих комплиментов. Другая женщина на месте Кисловой только отмахнулась бы от нечаянного кавалера. В самом деле, мало ли что придет в голову пьяному мужчине… Но Софье никто давно не говорил приятных слов. Она словно и сама захмелела. А когда заглянула в бездонные глаза Аркадия Александровича, поняла, что пропала совсем. Как же раньше она не замечала, что тот так поразительно похож на человека, который некогда разбил ей сердце? Ко всему еще его и звали так же – Аркадий.
Кислова увидела знак судьбы. Решила, будто встреча была дарована им свыше. На следующий день она проглядела все глаза, чтобы улучить момент, когда в здание университета зайдет Соболев. Специально утром надела любимое синее платье, а рабочий сатиновый халат забросила далеко в шкаф. Профессор не должен был стыдиться ее внешнего вида. Но, похоже, ученому было все равно. Он недоуменно взглянул на невысокую, полноватую женщину в несуразном платье и не ответил на ее приветствие. Он просто не узнал ее.
Для Кисловой это стало потрясением. Она стала приглядываться к профессору на банкетах и вечеринках, любила слушать его речи, усевшись на задний ряд во время научной конференции. Соболев казался ей таким умным и таким… уязвимым. Она сравнивала его со своим первым любовником и считала, что так же чувствовал себя ее Аркадий, попав в хитрые силки, расставленные матерью и Ликой. Она жалела Соболева, искала оправдание его невнимательности. А когда Ольга Клюка рассказала ей, что мужчина неравнодушен к некоторым студенткам, возликовала. Он не любит Викторию и никогда ее не любил. Весь их якобы удачный брак – только фикция, фантик от конфетки, которой никогда не было. Так же и ее Аркадий относился к своей Лике – как к выгодному приобретению, чему-то очень полезному, как телевизор или стиральная машина. Между тем искреннюю любовь он дарил только ей. Только к ней Аркадий испытывал чистые чувства. Конечно, он рано умер, но только по причине своей загубленной жизни.
Всю свою преданность, всю свою неутоленную страсть, которую некогда она испытывала к жениху, Софья перенесла на Соболева. Караулила его в коридорах, вызывалась обслуживать вечера и банкеты. Но чуда не повторялось. Вплоть до того момента, когда они встретились на дне рождения Виктории…
– Аркадий Александрович, дайте мне возможность хотя бы попытаться спасти вас, – говорила Дубровская своему клиенту. – У нас есть надежда, уверяю вас.
– И что, вы будете рассказывать в суде всю эту love story? – спросил он с усмешкой.
– Это необходимо, если мы хотим установить мотив действий Кисловой. Раньше наши проблемы объяснялись исключительно тем, что мы не могли понять причину, по которой она вас оговаривает, – убеждала его адвокат.
Профессор посмотрел на нее свысока.
– Вы можете дать мне гарантии того, что все ваши обещания выгорят? Я должен быть уверен, что вы сможете добиться для меня оправдательного приговора.
– Но, Аркадий Александрович, – растерянно развела руками Елизавета, – таких гарантий я вам дать не могу. Мы можем допросить в судебном заседании Лику, бывшую подругу Кисловой, приобщить к материалам дела портрет Аркадия. Но как знать, что скажет на это суд? Я думала даже над тем, чтобы записать ваш разговор с Кисловой. Но еще вопрос, как отнесется к нашей самодеятельности суд. Я так понимаю, сама-то Софья будет категорически отрицать свое признание.
– Я же говорил! – торжествующе заметил Соболев. – Никаких гарантий вы мне дать не можете. Ради чего я должен рисковать?
