И вот красивый смуглый татарин Сафа, зеленоглазый Сафа, разговаривает со Шваброй.
У красавца к Швабре дело.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Это было третье дело. Два первых были простыми.
Нужно было погадать писарю Никону по руке.
Писарь хотел отпуск. Я сказал, что отпуск будет.
Глядя на эту маленькую нежную руку с ровной линией жизни, я думал о своих. О своих кровоточащих, разбитых. Я стеснялся своих рук.
И когда гадал Никону, то сказал, чтобы он показал ладонь. Раскрыл ладонь. А свои руки я подальше засунул в карманы к зверю Геворкяну.
Я сказал, что отпуск будет.
Никон был примерный писарь. Он даже спал на столе в штабе. - - - Я трус, - - - говорил Никон спокойно. - - - Да - - - я просто человек с воображением - - -
Он очень старался получить передышку. И он ее получил. Второе дело было написать письмо азербайджанцу Ахмедову.
Он был из очень далекого аула. И у него были грустные глаза-сливы.
И плавный нос, как у индийских кавалеров на миниатюрах.
Он тоже познакомился с девушкой. С русской. И теперь нужно было написать что-нибудь.
'Что-нибудь красивое... - сказал он. - Что-нибудь... Стихи... А то я...'
И он посмотрел на свои руки и показал их мне.
'Я простой парень... Я хочу просто жить... Я не хочу жить там... В ауле... Мне нужна эта девушка...'
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - Я сел на кровать тогда и попросил Ахмедова сесть напротив. Он сел.
И положил руки на колени. Так мой дед садился, когда его фотографировали.
Я смотрел на его руки, узкие и спокойные, на его нос и на его ресницы длинные. Мне нравился этот тихий высокий человек.
Я написал поэму. Цветастую, как хохляцкая скатерть. И самые пышные цветы я выткал, глядя на руки рядового Ахмедова и на его глаза.
В поэме были корабли, лежащие в порту нашем. В поэме был океан. И запах его. И запах песка, слежавшегося в баржах. И запах одеколона был. Простой запах простого одеколона, который сводил нас с ума. И мы в поэме были. На наших КрАЗах, на капотах мы лежали и грели тела, и Океан Великий и синий был перед нами. И тундра цвела, как ковер. Как ковер, брошенный одним концом в Океан....
Я писал, и был Океан передо мною, и мы на капотах были, и руки сложенные Ахмедова были, и тундра ковром была брошена в Океан....
Я чуть не разревелся от нахлынувших чувств. Ахмедов сидел неподвижно. Он смотрел в окно. И в лице его была надежда и мука.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - В конце я скромно написал, что как будет фото, так вышлю.
И через месяц примерно Ахмедов подошел ко мне и протянул пачку сигарет 'Ленинград'.
- - - Спасибо, - - - сказал он. - - - Ты нормальный парень - - - Она свое фото прислала - - - Блондинка - - - С кошкой - - - И вот еще возьми. - - - Он достал из бушлата флакон одеколона 'Чебурашка'.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
А теперь мы сидели с Сафой в сушилке, среди сапог, скрюченных от жара. Сидели, положив на раскаленные трубы бушлаты.
Сафа всегда напряжен.
Казалось, его тело никогда не расслабляется.
Его шея всегда была выставлена вперед. Красивая сильная шея.
А теперь он сидел, болтая босыми ногами. По пояс голый. И я был голый по пояс. Только кальсоны серые от грязи. Огромные кальсоны пузырились на нас.
Я смотрел на его босые ноги. На его пальцы. Маленькие, очень аккуратные пальцы. Даже удивительно было, как у него остались такие пальцы.
Я смотрел на его смуглые сухие щиколотки, тонкие, поросшие темными вьющимися волосками.
Он о чем-то болтал. Я видел его ступни, его пальцы.
Он болтал ногами, и мы были как дети. В этом было что- то такое сильное... Такое, от чего у меня перехватило горло, и я вспомнил всех тех, кого уже начал забывать здесь. Прабабушку вспомнил, отца, мать вспомнил, Надю-сухоручку...
И себя маленького увидел. Тогда, в подвале, когда Надька гладила меня по голове...
Саф, - - - сказал я. - - - Саф - - - Я напишу ей - - - Ты только не стесняйся, Саф - - - Меня не стесняйся - - - Ты встань - - - - - - И просто стой - - - А я буду смотреть на тебя и напишу ей - - - Я ей отправлю твое тело - - -
Сафа встал и удивленно заморгал.
- - - Е-е-е, ты не пидор, случайно?! - - - скривился он. - - - Странный ты, Фриц - - - Как псих - - -
И он закрыл руками свою грудь. Обнял себя, как девушки обнимают.
- - - Хули ты на меня так смотришь! - - - Убери глаза свои! - - - рассвирепел он.
- - - Сафа - - - Подожди, - - - сказал я, боясь, что, если он меня ударит, мы не сможем больше быть так, как теперь. - - - Не бей только - - - Я смотрю просто так - - - просто смотрю - - - просто - - - на твое тело - - - просто красивое тело - - - у меня не грязные глаза, Саф - - -
И я начал говорить ему... С самого начала... С самого- самого-самого начала...
Про прабабушку, про серебро, про тело свое и про тела другие, про отца и про деда... Про все. Про все, о чем молчал до этого...
Я стал только глазами... Только глазами, которые смотрели на Сафу, на сушилку, на сапоги и на трубы... На всю нашу жизнь сейчас... На всех, кто спал в этот момент, в эту полночь... На все наши головы на подушках...
Я стал просто глазами, которые смотрели на все это с любовью.
Я снова летал над разбомбленными городами... С улыбкой снова летал над руинами...
И если бы вошел сейчас кто-то и я знал бы, что он пырнет меня заточенным надфилем...
Или раком поставит... Или скажет: 'На колени! Соси, сука!' И я с радостью и спокойно, улыбнувшись, подставлю ему бок. И опущусь на колени.
И раскрою его ширинку на одной белой пуговице и с нежностью и вседозволенностью впущу в свой рот его член...
И вот от этой нежности, от этой вседозволенности, от этого покоя, который смотрит не мигая на самые странные вещи в мире, я и остановился.
Сафа смотрел на меня. Его глаза были огромны.
- - - Еб твою мать! - - - заорал он. - - - Еб твою в душу Христа мать!!! - - - Ну зачем - - - Зачем ты мне все это рассказал - - - Зачем?! - - - Что ты вылупил глаза свои?! - - - орал он. - - - Не смотри на меня! - - - Не смотри на меня так! - - -
Я вдруг подумал, что он может меня убить. Я заметил, как он сжал кулаки.
У меня перехватило дыхание. Сафа был бешеный.
- - - Да тебя даже бить нельзя, - - - услышал я его тихий голос. Его тихий голос. - - - Противно бить - - - Ты совсем опущенный - - -
Сафа был спокоен. Он усмехался. Кулаки разжались.
- - - Да, ты совсем, - - - и он сплюнул на пол, - - - совсем - - - хуй знает что, - - - он усмехнулся, - - - я тебе завидую - - - ты ебанутый или притворяешься - - - но - - - тебя и бить-то нельзя - - - а теперь - - - теперь - - - иди на хуй - - - спать - - -
Он закрыл лицо руками и сгорбившись сел в угол...
Я стоял как с луны только что рухнул.
Я молчал. И тут раздались шаги нашего старшины. Нашего Командора. Через секунду он орал: 'Р-р-
