больше никогда не лазил на чердак.
Мать привязала на лодку цепь. А на цепь замок. Три раза я искал ключ у нее в халате и три раза не находил. Потом нашел. Она его перепрятала.
Все должно было быть шито-крыто. Никакого подозрения! Ни тени. Ни грамма. «Где Олег? Куда слинял?» — «На речке. С удочками». Так должно было быть. Ольга обещала.
Я наловил мух. В кухне, на столе. Они приклеивались, и я ловил их во время любви. Парами. Мать что- то заподозрила. «Куда это ты собрался? На лодке?» Я сказал: нет. С берега. Я умел врать. Зажав мух в кулаке, я медленно подносил их к банке. Я был занят. В этом-то и уменье. Отсутствовать по-настоящему в момент лжи. Выйти из нее.
Пустив леску внахлест, я медленно греб. Я был очень занят. Да. Занят. Во всех движениях сквозила ложь. Мать смотрела с берега. Она всегда нас провожала. Теперь она грозила кулаком. А потом просто качала головой. Я ее обманул. Провел. В очередной раз. Она привыкла. Она уже не будет меня ловить.
Главное не переборщить! Я начал ковырять в носу. Полное сосредоточенье! Стать прозрачным... Вокруг — пустыня! Ни одной пары глаз. «Делать вид» — настоящее искусство.
В какой-то момент происходит чудо. Я увидел голавлей. Их темные быстрые спины. Они поднялись ко мне, и один взял муху. Я начал играть. Я их дразнил. Эти были мелкие. Я звал крупных. Потом меня отнесло в камыши. Руками подтягивая камыши, я отплыл в самые заросли. Встал в лодке и посмотрел. Берег был пуст. Подождав немного, я выскочил на открытую воду и полетел к цыганам. Там, у берега, я затаился. Только плеск воды. Да. Убаюкивающий плеск воды.
Белоголовый, я замер в лодке, как змея, и наблюдал. Их жизнь. Непонятная. То медленная, то быстрая. Странные крики, смех. Вышли две цыганки, похожие на кучи. Поднимая юбками пыль, они тыкали пальцами в мою сторону. Я обернулся. Небо! Оно было устрашающим! Огромная черная туча! Она была живая! Она клубилась, будто кто-то поджег рай! Тетки тревожно махали руками и плевали на землю. Притопывали. Хлопнула дверь вагончика. Я их увидел. Этих детей. Эту девочку и пацана.
Они несли в руках мешок. Ко мне. Я лег. Прямо щекой на дно лодки.
В этом мешке они и были. Человечки. Мальчик остановился. Одна из женщин что-то ему приказывала. Всегда одно и то же! Ни на одном языке приказы не звучат музыкой!
Она кричала и тыкала пальцем в тучу. Мальчишка заложил руки за спину и уставился в землю. Он заупрямился. Он был мне ровесник. Да. А девчонка помладше. Пацан что-то сказал. Тетка опять плюнула, а другая громко заржала. Мальчишка посмотрел в мою сторону. Он осматривал реку. Внимательно, не мигая. Он свистнул, девочка подтащила к нему мешок. Он был старше. Он был сильнее. Это он заказывал музыку. Я начал его ненавидеть.
Девчонка потащила мешок к воде. Она смотрела на воду, подтаскивала, снова смотрела. А этот хуй стоял руки в боки! Девочка наконец остановилась и уже без мешка подошла к самой воде. Она опустила руки в воду. Сидя на корточках. Низко-низко склонив голову.
Пацан выложил человечков из мешка. Они должны были просохнуть. Он крикнул что-то девчонке. Та кивнула и снова, как лошадь, опустила голову. Пацан расстегнул штаны и коротко помочился. Потом он начал трясти член! Я обалдел! Оказалось, он стряхивал последнюю каплю! Для меня это была новинка! Надо будет спросить у солдат.
Я, как змея, впился глазами в девочку. Она жмурилась от солнца. Боязливо погружала руки в реку. Она боялась воды. Это была другая жизнь. Манящее царство.
Потом они принялись за дело. Она поправляла уже слепленные фигурки, обмазывала их глиной, а он раскладывал человечков на берегу. Они работали молча. Не смеялись. Это было подозрительно. Меня надували! Они меня засекли! А теперь притворялись!
Еще бы немного, и я не выдержал! Я бы вскочил и помчался обратно! С позором!
Но я не мог. Ольга мне приказала. За это я научусь целоваться. Я только на миг представил! Вернулся ни с чем! Она бы меня убила! Она могла сделать со мной все! Ведь я же любил ее... Если б она сказала: «А давай подожжем дом! Ничего не будет. Не бойся. Зато как красиво! Вот увидишь... Давай. Бензин в сенях». Я бы пошел, как пьяный, и притащил бы канистру. Она имела надо мной власть!
Со мной это случалось. Я вставал ночами... Она рассказала. Я не верил. Ни на грамм! Но это было так. Она лежала и смотрела. Как я брожу по комнате. Подняв руки. Будто ища кого-то...
В тот момент я понял, что не смогу вернуться. Я должен буду умереть... Я умру. Не доплыв до своего берега. Что-то случится... Со мной. Или с лодкой. Она еле дышит. А там на пути Чертова яма. Глубина... Что-то случится...
Все. Я решил украсть самого свежего. Девочка снова подошла к воде, присела и подняла глаза. В них было удивление. Еще бы! Я стоял во весь рост! Ей мешало солнце! Она щурилась. Я был хитер как летчик! Зашел со стороны солнца. Я был враг. И она смотрела на меня как на врага. Как на пришельца.
Она не кричала. Она даже не поднялась! Я видел ее темные щели! Темные щели глаз на грязном лице. Она дернулась. Раз. Второй. Она увидела врага! Врага их рода! Чужого! Но у меня хватило ума! Я медленно приложил палец к губам. Ха! Она застыла! Видела только мой силуэт. Только черные очертанья. Она впала в транс! Как лягушонок. Как крольчонок! Я ее усыпил! И тут... Черт! Она заорала! Да так, что я обомлел! Чуть не оглох. Это была сирена. Да еще какая! Хо-хо! Все перевернулось вверх дном! Из вагончиков выскакивали тетки! Как сери-бери-ешки из козьей жопы! Дети! Они орали все хором! А эти двое, пацан и девчонка, подскочили на месте! Ноги провернулись, как в мультике! Да. А потом — только пыль.
Когда у людей воруют, они всегда орут одно и то же. Даже глухой обалдеет! Всегда одно и то же.
Но кто меня остановит? Как на крыльях, я подлетел к фигуркам и замер над ними. На одно- единственное мгновение. Я их увидел всех. Сразу. Одна была чуть больше. Я схватил человечка и, как в танце, — обратно! Безумная полька! До берега было три шага, но мне они показались долгими-долгими... Я бежал и никак не мог прибежать! Туда! К лодке. Ворам знакомо это странное чувство. Волшебное и страшное. Я летел, прижимая к груди добычу. На этого парня ушло глины, как на пятерых! Я боялся, что у него отвалится рука! Нога! И он колется! Из него торчит солома!
Качается лодка. Я видел, как она качается! Она мне говорит: ну давай, давай, еще немного... Еще бы чуть-чуть, и она сама побежала навстречу! Позади была тишина.
Я влетел в лодку и так хватил веслом, что оно треснуло! Человечек лежал передо мной. Раскинув руки! Как живой! Я греб, как псих! Когда немного успокоился, то, глядя на фигурку, я вдруг почувствовал присутствие чего-то живого! Чего-то постороннего! То, что украл, становится живым. Всегда. И все воры это знают. Потом трудно от этого отделаться. Чужая тень, тень без тела лежит на всем, что ты делаешь!
Я греб не оглядываясь. Потом — не смог. Медленно повернул голову. Они сгрудились на берегу. Толпа. И они смотрели! Но не на меня. Нет. А туда, куда я гребу! Еще бы! Там клубилась туча. Она распускалась, как черный цветок, как парус. По спине бежал холодок. Поднимался ветер и лодку начало качать.
«Давай-давай!» — шептал я, подгоняя руки. Но казалось — лечу на месте! Меня даже сносило обратно!
Тут я сделал то, от чего до сих пор покатываюсь! Я снял штаны! Да! Развернулся и показал им зад! Моя задница высунула язык! Черт! В меня вселился бес! Ха! Это был не язык! Нет! Хвост! Длинный, с кисточкой! Я им крутил, как кнутом! Как ковбой своим лассо! Он летел по ветру. А копыта?! Мелкие, звонкие копытца! Я и сейчас слышу их цокот! Еще бы! Они гремели по дну лодки. Я готов был пуститься в пляс! В лодке! Над этой фигуркой! Как молодой свин! Как поросенок! Я хрюкал от радости! И пел! Не без этого... Это моя задница тараторила! Скороговоркой! «Цыганочка Надя, чево тебе надобно?! Чево тебе надобно?! А ни хрена не надобно! — отвечала Наденька, отвечала жалобно! Ни хрена не надобно, все мне шоколадобно!.. »
У-у-у! Ну и голосок у моей филейной части! Хо-хо! Точно, только и годится, чтоб в толчке кричать «Занято!». Шут! Клоун несчастный... И в эту секунду на мою счастливую задницу рухнули первые плевки грозы. Я остолбенел! Это было почище пука в нос! Я задрал пятачок в небо! И тут прямо в морду! Огромный горячий плевок. Ха-ха! Прямо — с неба! Вот уж кому-то было действительно плевать на меня...
К берегу я пристал в другом месте. Не как обычно. И под градом она могла выскочить меня встречать! Материнская любовь... Никто не знает, что такое их ярость! Их месть!
