только к этому, можно было бы твоего бородача передать ближайшему управлению СЛБ. Однако это настолько любопытный случай, что мы хотим обязательно задержать незнакомца в институте. Завтра из Варшавы прилетает Гарда.
— Сами не справитесь? Отберут его у тебя!
— Ты не знаешь Гарды, — возразила Кама. — Я проходила у него практику. Четыре года — немалый срок! Это он сделал из меня специалиста. После института я, честно говоря, даже мыслить самостоятельно не умела…
— И в чем же он должен тебе помочь?
— Я хочу, чтобы Гарда сказал, в чем моя ошибка.
— Твоя ошибка?! Не понимаю! — удивленно поднял брови Стеф.
— У меня складывается впечатление, что мы имеем дело с феноменом. Результаты наших работ могут заставить нас пересмотреть все, на чем зиждется физиология основ памяти. Правда, это звучит не очень правдоподобно, поэтому я и думаю, что где-то допускаю ошибку. Но где? В этом я разобраться не могу!
Кама подошла к самому берегу и загляделась на темную воду реки.
— Феномен, — немного помолчав, заговорил Микша. — Ты имеешь в виду его выдумки? А раньше такие вещи случались?
— Галлюцинации — явления вторичные. Суть-то в том, что результаты исследований заставляют думать, что… как бы это сказать… что он почти… первобытный. Как с точки зрения физиологии, так и психики.
— Первобытный? В каком смысле? Правда, его поведение и внешность… Я думал, это актер, который под влиянием шока…
— Нет, он не актер. В этом я убеждена. Ты видел его кожу, зубы, волосы?.. Все выглядит так, будто он долгие годы жил вне цивилизованного мира, был лишен самых элементарных медицинских и косметических средств… Но дело не только в его внешнем виде. Он совершенно не умеет пользоваться санитарными устройствами. Его всему приходится учить. Началось с ванны. Он не хотел раздеваться донага. А грязный был — ужасно.
— А ты не думаешь, что это просто психически больной, долгое время, может быть несколько лет, скрывавшийся в закрытых для туризма участках заповедника? Может, ему казалось, что он отшельник?
— Думали мы и об этом, но самые тщательные исследования не подтверждают этого. Я провела ряд тестов и зондажей. Дело именно в том, что…
Кама не докончила. Под телефонным браслетом, который она носила на запястье левой руки, почувствовала легкий укол. Привычным движением поднесла к уху руку.
'Ноль, ноль, ноль, слушаю', — мысленно произнесла она пароль связи и тотчас услышала голос дежурного автомата:
— Пациент проснулся. Он неспокоен. Вышел в коридор. Прошу дальнейших инструкций.
'Передавайте информацию о его местонахождении', — мысленно сказала Кама. Потом взглянула на Стефа.
— Придется возвращаться. Звонили из института. Наш гость вышел на прогулку. До свидания.
Она подала ему руку и пошла, все ускоряя шаг.
Он догнал ее.
— Я пойду с тобой.
— Лучше не надо. Я хочу, чтобы он снова лег в постель. Ему необходим сон.
— Снотворного ему не даешь?
— Пока нет. А теперь прости, пришло сообщение, что он поднимается по лестнице на второй этаж. Правда, автоматы получили инструкцию следить за ним, не вмешиваясь в его действия.
— А ты не можешь с ним связаться?
— Не хочу его беспокоить. Загляни ко мне завтра вечером или позвони. Если тебя все это интересует…
— Утром позвоню.
— Завтра я хочу провести дополнительные тесты. Пополудни прилетает Гарда, и мы, видимо, проговорим до вечера.
3
— Не согласен! Состояние, в котором находится этот человек, не похоже на психоз. Характер кривой 'альфа-37' вовсе не говорит о дементуальном смещении точки равновесия.
Кама подняла голову, склоненную над графиками, и откинула рукой упавшую на лоб прядь светло- рыжих волос. Сидящий напротив диагнометрист Ром Балич недоверчиво пожал плечами.
— И, однако, в его поведении налицо все признаки парафренического галлюциативного комплекса. Совершенно очевидно, что это парамнезия.
— Иначе не объяснишь… Но это чрезвычайно редкий случай. Не помню, чтобы я когда-либо слышала о чем-нибудь подобном. Никаких функциональных аномалий в ретикулярной системе. Кривая Петрова абсолютно правильная. Лучшей и желать нельзя.
Концептолог Гарда поднялся с кресла и подошел к столу. Некоторое время просматривал пленку. Наконец нашел то, что искал.
— Рефлекс Симонса-Калиского тоже совершенно нормален, — кивнул он Каме. — Ну, а как прошли испытания?
— В принципе обнадеживающе. Правда, показатель интеллекта ниже среднего, но это еще ни о чем не говорит. Связи правильные. 'Свежая память', можно сказать, изумительная. Я не обнаружила никаких нарушений.
— Кама готова утверждать, что этот тип — образец психического здоровья, — ядовито заметил Балич. — Как можно говорить об изумительной памяти человека, не помнящего даже, кто он?
Брови Камы изогнулись гневной дугой.
— Сейчас я говорю о результатах тестов, — холодно ответила она. — Не вижу противоречия. 'Свежая память' может быть прекрасной, так как амнезия имеет регрессивный характер.
— Стало быть, ты считаешь, что потеря памяти наступила в результате потрясения, вызванного падением метеорита? — спросил Гарда. — Никаких следов механического или термического поражения не отмечено…
— Я думаю скорее о психическом потрясении.
— Я хотел бы вернуться к основному вопросу, — начал Балич. — Кама считает, что пациент — совершенно нормальный человек, потерявший память. Парамнезию в такой форме, как в данном случае, нельзя считать последствием шока. Может ли психически нормальный человек верить, что он средневековый монах? Тут совершенно явно проявляется утрата способности критически оценивать факты. В системе его памяти закрепились стереотипы, являющиеся слепком болезненных галлюцинаций, архаических сведений и деформированных фрагментов действительности. Мне кажется, большинство признаков говорит о парафрении. Кроме того, страх… Ведь он постоянно чего-то боится!
— Вот-вот! — подхватила Кама. — Ром исследовал больного только раз, я наблюдаю за ним уже четвертый день. Это, несомненно, субъект с психопатическими наклонностями, но, кроме того, он ведет себя так, будто его галлюцинации являются реальностью — других патологических признаков я не наблюдала. Я пыталась применить двунаправленную терапию. Безрезультатно. Депрессивная реакция, как у нормального человека. Уверяю тебя. Ром, это наверняка шизофрения.
— А может, он просто притворяется? — вставил концептолог.
— Нет. Вначале я тоже думала… Но нет. Его галлюцинации весьма связны и представляют собой логическое целое. Правда, я не специалист в области истории религиозных верований, обычаев и языка шестнадцатого века, но до сих пор я не обнаружила у него ни одной реакции, противоречащей галлюцинациям. Нормальный человек не может с такой железной последовательностью играть роль средневекового монаха. Именно это, мне кажется, говорит о том, что в данном случае мы имеем дело с