оставить наших людей на произвол судьбы. Ракета горела, но направление ее полета изменилось, она уже отдалялась от проклятой планеты! К счастью, двигатели выдержали. Правда, Славский был уже мертв. Исследования показали, что температура в кабине пилота дошла до восьмисот градусов, но после выхода ракеты из атмосферы и ослабления гамма-излучения робот снова принял управление на себя. Однако он не мог довести снаряд до «Маттерхорна», так как совершенно ослеп.
— Кто ослеп?
— Я же говорю — робот! Все наружные приборы ракеты оплавились. Когда мы добрались до нее, она была еще ярко-красной. К счастью, люк открылся легко. Гартер, Кален, Гордон и Холи были живы, но без сознания. Пассажирская кабина находилась в центре корпуса и не имела иллюминаторов. Температура не превышала тут ста градусов. Славского, увы, не удалось вернуть к жизни.
— Значит, Петерсен оказался прав?
— Все зависит от того, как это понимать. Он был прав, считая, что необходима разведка. Нам никто не устраивал ловушки. Проциониды не хотели нас убивать! Они вообще не имели ни малейшего понятия о ядерной физике.
Я был совершенно обескуражен.
— Тогда что же произошло?
— Это был антимир! — тихо, но с ударением сказал мой друг.
Наступило молчание.
— Ты имеешь в виду мир, созданный из античастиц? — спросил я спустя минуту, желая еще раз увериться в том, что не ослышался.
— Да, — кивнул он. — Ты, наверное, представляешь себе, что это значит? У нас вокруг положительных ядер вращаются отрицательные электроны. Там вокруг отрицательных ядер вращаются положительные электроны — позитроны. Вместо протона — антипротон, вместо нейтрона — алтинейтрон. Столкновение частицы с античастицей дает в результате…
— …аннигиляцию, — докончил я, чувствуя, что холодею.
— Да. Аннигиляцию, — повторил он глухо. — У ничтожение существовавшей до этого формы материи, превращение вещества в излучение. Ничего странного, что жароупорная поверхность ракеты горела, как солома на ветру.
— Неужели возможно, чтобы Процион… Так близко от Солнца! Едва одиннадцать световых лет!
— Что значат все теории против фактов? — неестественно рассмеялся мой товарищ. — Придется пересмотреть космогонические теории. Придется создать новые, а старые выкинуть на свалку. Да, Зеленый Глаз, на свалку!
— Я все еще не могу поверить!
— И мы тоже не могли. Даже Петерсен не верил! Ведь до сих пор считалось, что если в галактике приходилось в среднем больше одной античастицы на 10 миллионов частиц, то это уже должно было вызывать нарушение термодинамического равновесия! Концентрация антиматерии в межзвездной среде настолько мала, что все единодушно исключали возможность возникновения в Млечном Пути звезд, состоящих из антиматерии.
— Может быть, этот антимир попал к нам из другой галактики?
— Маловероятно. Уж слишком невелика скорость Проциона относительно Солнца. По-видимому, мы еще мало знаем о Вселенной. Это открытие совершенно выбило нас из колеи.
— Но ведь уже во время вхождения в систему вы должны были сообразить…
— Внутрь системы мы входили в период торможения. А действие фотонного двигателя, вернее, продукты протекающих в нем реакций совершенно меняют качество измерений, проводимых в непосредственной близости от корабля.
— Стало быть, кроме следов антиматерии в космическом пространстве и вблизи IV планеты, вы ничего не заметили? Невероятно!
Конопатый некоторое время смотрел на меня, словно обдумывая вопрос.
— Не забывай, — сказал он наконец, — что антиматерия физически и химически внешне ничем не отличается от материи. Собственно, это та же материя, только вывернутая наизнанку. Для проционидов наши физические и химические справочники пригодны так же, как и для нас. Они описывают те же самые закономерности, те же самые реакции с теми же самыми элементами. Только для них наша материя является антиматерией. Вопрос, с какой стороны смотреть. Однако на расстоянии различий обнаружить невозможно. Все фотоны одинаковы. Только при непосредственном столкновении…
— И тогда, после катастрофы, вы поняли, что это антимир?..
— Если бы так… — тяжело вздохнул мой друг. — К сожалению, это нам даже в голову не пришло. Мы были заворожены подозрениями Петерсена. Да и кто бы мог поверить, что планета построена из антиматерии? Логер, который тотчас по смерти Славского взял руководство в свои руки, сказал, что на разбойничье нападение мы должны ответить демонстрацией нашей высокой техники. Мы должны показать, что наши ракеты, если мы того захотим, достигнут поверхности планеты. Я сопротивлялся этому, считая, что нет смысла обострять и без того сложную ситуацию. Логер, может быть, и не посчитался бы со мной, но меня поддержали Гольден, Кален, а позже и другие. Однако Логер требовал, чтобы из ускорителя выслали в направлении планеты поток античастиц. Он хотел доказать, что и мы тоже можем это сделать. Конечно, результата это не дало никакого. Но еще и тогда мы вели себя как слепцы. Петерсен считал, что они могли отвести поток каким-нибудь полем. Гольден предложил послать в качестве парламентера робота, снабженного мощным защитным полем. Целью полета Логер выбрал остров диаметром около полутора километров, на котором возвышалось какое-то строение, по форме напоминавшее священную пирамиду ацтеков.
— Вы не пробовали договориться с помощью световых сигналов?
— Пробовали, но ничего не вышло. Гольден пытался передать своего рода ноту, в которой мы говорили о нарушении проционидами договора, повреждении нашей ракеты и вызванной этим смерти человека, а также требовали дипломатического удовлетворения. По-видимому, это было слишком сложно для убогого общего языка. Проциониды не поняли, но, очевидно обеспокоенные, систематически повторяли серии сигналов, которые мы раньше приняли за согласие на посадку. Логер требовал выслать ракету-робот. Пока робот двигался среди ионизированной антиматерии, защитное поле неплохо его предохраняло. Однако, когда он вошел в плотные слои и потерял скорость, процесс аннигиляции усилился. На высоте пятидесяти километров снаряд уже ослепительно сверкал. Мы были убеждены, что проциониды хотят его уничтожить, и пытались изменить направление полета, но рулевой механизм уже отказал. Наконец произошел взрыв. Робот не содержал взрывного заряда, а тем более ядерного. И все-таки взрыв поразительно напоминал взрыв водородной бомбы. Только тут Петерсен и Логер поняли, что перед нами антимир. В ракете было около ста килограммов массы. Часть материи аннигилировала в атмосфере, однако с поверхностью воды столкнулась по меньшей мере половина этой массы. Снаряд упал рядом с островом в море. Много часов радиоактивная туча висела над океаном, достигая даже побережья, удаленного от острова на сто девяносто километров.
— А проциониды?
— Очевидно, на острове их было немного. Слабое, конечно, утешение — ведь снаряд буквально стер остров с поверхности моря. Как только мы поняли, что имеем дело с антиматерией, мы послали проционидам предостережение, чтобы они покинули район, которому угрожала радиоактивная туча. Однако, я думаю, было немало смертельных случаев и за пределами острова. Все мы были подавлены происшедшим. Воспоминания о недавней смерти Славского словно поблекли. Даже Логер казался надломленным, ведь ответственность падала на него.
— Что за глупая, бессмысленная и ужасная история! — воскликнул я, глубоко потрясенный рассказом друга.
— Да. Это было страшно… Мы совершенно не знали, как выпутаться из создавшегося положения. Логер даже хотел вернуться в солнечную систему, но Гольден убедил его в бессмысленности такого решения. Гольден говорил, что надо все как-то загладить. А кроме того, экспедиция должна выполнить задание. Тем временем проциониды совершенно превратно поняли случившееся — они расценили его как объявление войны. И не удивительно!..
— Вы, конечно, пытались выяснить недоразумение?
