Железная монета

Ты брезжишься за вековою тенью,
Мой юный вождь, рапорядитель боя,
Что стал твоей и общею судьбою, —
В Хунине, блещущем как сновиденье.

Над Южной ширью снова, как в начале,
Ты высишься в безвыходной печали.

Кошмар

Король мне снился. Он вставал из мрака
В венце железном, с помертвелым взглядом.
Я лиц таких не видел. Жался рядом
Жестокий меч, как верная собака.

Кто он — норвежец, нортумбриец? Точно
Не знаю — северянин. Бородою
Грудь полускрыта, рыжей и густою,
И безответен взгляд его полночный.

Из зеркала и с корабля какого
Каких морей, что жизнь его качали,
Принес он, поседелый и суровый,
Свое былое и свои печали?

Он грезит мной и смотрит с осужденьем.
Ночь. Он стоит все тем же наважденьем.

Канун

Песок, бегущий струйкою сухою,
Неутомимое теченье рек,
Воздушней тени падающий снег,
Тень от листвы, застывшие в покое

Моря, валы с неверным гребешком,
Старинные дороги мастодонта
И верных стрел, полоска горизонта
(Точнее — круг), туман над табаком,

Высокогорья, дремлющие руды,
Глушь Ориноко, хитрые труды
Огня и ветра, суши и воды
И скакунов пустынные маршруты

Тебя отгородили от меня —
И все мгновенья ночи, утра, дня…

Ключ в Ист-Лэнсинге

Худит Мачадо

Кусочек стали с выточенным краем,
Завороженный смутною дремотой,
Вишу я у безвестного комода,
На связке до поры незамечаем.

Но есть на свете скважина в стеклянной
Двери с железной кованою рамой — —
Единственная. А за ней — тот самый
Дом, и неведомый, и долгожданный.

Там зеркала сизеют в пыльной дымке,
И чуть маячат за всегдашней мглою
Ушедших смеркшиеся фотоснимки
И фотоснимков тусклое былое.

Рука однажды той двери коснется,
И наконец бородка повернется.