— Я так до сих пор и не понял: ты Елена или нет. Мне даже уже все равно.
— Я тоже не убеждена, что тебя зовут Одиссей.
— Почему? Имя как имя.
Девушка вдруг лукаво улыбнулась.
— Мое имя забудется, — сказала она, — а твое напишут на стенах.
— На Троянской стене?
— Не обязательно. Какие-то стены падут, какие-то будут стоять. Напишут рядом с именем Агамемнона, но напишут и отдельно.
Она рассмеялась.
— Ты понимаешь, ахеец?
Елена ожидала, что он ответит: «Нет», но Одиссей сказал:
— Да.
Его взгляд снова стал сумасшедшим — с ним такое регулярно случалось. И он добавил:
— Наши имена напишут вместе, рядом — твое и мое.
В этот раз Елена не уступила. Она помогла ему спрятаться в храме Афины, а сама ушла в дом.
Но Афина с Афродитой встречались не только в голове бывшей египетской рабыни. Они сошлись в роще, в той самой. Восторженно заливались птицы, радовались деревья, и Афина сказала:
— Как видишь, я согласилась поговорить в твоем священном месте.
— Это не моя роща, — ответила Афродита.
— Чья же?
— Их! — богиня страсти сделала широкий жест в сторону Трои. — А теперь, может быть, и их тоже… — и она указала на лагерь Агамемнона.
Афина стояла недвижимо. Афродита обошла ее по кругу, разглядывая с детским интересом.
— Как будем делить девчонку? — спросила Афина.
Афродита невинно рассмеялась. Ее смех как-то неуловимо соответствовал солнечным лучам, проникающим сквозь листву, лету, синей полоске моря вдали, даже красоте очертаний соперницы, которую она рассматривала.
В отличие от Афродиты, Афина противостояла остальному миру.
— Хочешь, я ее тебе уступлю? — произнесла несколько томно Афродита и протянула руку.
— Нет. Не мне. И не такой ценой.
— Я не говорила ни о какой цене, — отступила богиня красивых девчонок и влюбчивых мальчишек.
— Я сама скажу о цене. Я предлагаю договор.
— Да, милая?
— Для поддержания рейтинга твой избранный должен быть привлекателен, не так ли? Что хорошего, если он запомнится сладострастной скотиной?
— Ну-ну… — урезонивающе протянула Афродита.
— Я думаю, он и сам жаждет подвига…
— Разве что на прекрасной даме, да и то не с первого раза…
— Я не буду против если он убьет Ахиллеса!
— Что?
— Это достойное предложение?
Афродита задумалась.
— Но что же ты хочешь взамен? Я не понимаю, что? Чтобы она изменила Парису? Но что это тебе даст? Ты же знаешь, в самом процессе любви никто не сравнится с ним, никто, этого быть не может, по природе, по определению…
— Я хочу, чтобы мой избранный прикоснулся и к твоей славе.
— Ты потеряла юность и нервничаешь, Ника.
— Ахиллес. Его жизнь в обмен на пару ночей.
— Но, послушай, он ведь даже не твой избранный! Ты уверена, что можешь его отдать? Он не твой…
Обе замолчали. И, поймав мгновенье, в это молчание осторожно, нежно, очень вкрадчиво, мягкими- мягкими шагами вступили звуки флейты. Мелодия скользила по роще Афродиты, и ненавистница флейты Афина забыла ненадолго, что это за инструмент. Мелодия успокаивала и помогала услышать друг друга, мелодия несла гармонию, просто так, в подарок, неожиданно и бескорыстно.
— Ахиллес больше не нужен, — раздался музыкальный тон, невидимый голос.
И бессмертным взорам стало доступно еще одно совершенство.
— Я считаю, — сказал Аполлон, — что если бы вместо Геры в известной триаде выбора в лесу присутствовал бы я… — он сделал эффектную паузу и непринужденно принял позу, в которой был особенно прекрасен, — то вас, мои дорогие, выбирали бы гораздо, гораздо реже.
— Даже мужчины? — поинтересовалась Афродита.
— Без-раз-лич-но.
Минувшей ночью Кассандра увидела весь, до капельки, до последнего эпизодика — весь строй божественной поэмы. Она разучилась ненавидеть героя мирмидонян, теперь это был ее герой. «Ахилл…» — произнесла она раз сто перед сном. Страшный образ заслонил другого убийцу, долго будоражившего ее воображение — Геракла. Гектора Кассандра любила как живого человека, но эти — были выше жизни. Ахилл оказался выше жизни даже сейчас, после всего, когда Гектор мертв, а он, сын Пелея, жив.
Но проснувшись утром, Кассандра поняла, что ей немножко мешает жизнь Ахилла. Герой обязан погибнуть. Она любила его и желала ему смерти.
Смерть подчеркнет его величие, которое он сам может ненароком испортить.
Кассандра вышла на стену в том месте, что вчера Елена, и смотрела в том же направлении. Ее воспаленные глаза отдыхали, пока блуждающий взгляд впитывал целительную зелень рощи Афродиты.
— Довольно жаркое лето в этом году, вы не находите? — сказал Аполлон, бережно засовывая флейту за стебель малоизвестного горного растения, который покоился у него на бедрах, заменяя пояс и придерживая три листика спереди.
— И как они только убивают друг друга в такую жару… — согласилась Афродита.
— Смертных не понять. С другой стороны, когда им себя убивать? Я припоминаю, последний раз так жарко здесь было лет триста назад. На этом холме поселилось племя, человек пятьсот, ну тысяча… Вряд ли больше. И знаете, в чем-то было проще.
Аполлон наблюдал за Афиной, но та оставалась холодно-отстраненной.
— В общем, если вас интересует, что уготовила мойра Ахиллесу, то жить ему, совершенно незачем.
— То есть, ты советуешь…
— Я советую, Венчик, только учесть, что произойдет после гибели Ахиллеса. Его мать Фетида станет нимфой Посейдона, как мы решили на совете. Его отец Пелей вступит в тайные переговоры с Эгисфом, вы в курсе, кто такой Эгисф.
— Да, — ответила Афродита.
— Да, — подтвердила Афина.
— Пелей попытается использовать измену Клитемнестры, о которой расскажет ему Эгисф. А Эгисф попытается использовать удачу Пелея, чтобы остаться правителем Микен после того, как Клитемнестра убьет своего мужа. По сравнению с сестричкой, Елена еще образец добродетели.
— У них возникнет проблема, — сказала Афина.
— Безусловно: Диомед. Я бы хотел посмотреть, как все кончится. Жаль, посмотреть не удастся.
— Почему, Фебби? — спросила Афродита.
— Вмешается кто-то из нас. Это уж точно.
— Ника! — вспыхнула идеей богиня любви. — А ты не хочешь совместить своего избранного с
