— А он согласится вас принять?
— Рузвельт — мировая знаменитость, — ответил Кан. — Он удостоен Нобелевской премии мира и наверняка острее остальных членов Клуба реагирует на общественное мнение. Он сильно переживал даже тогда, когда газеты обвинили его в убийстве сотен диких животных во время сафари в Африке. А то, что мы можем сообщить прессе, для его репутации гораздо опаснее.
— Вам понадобятся свидетели, — произнес Фрейд, едва Кан закончил. — Мы пойдем с вами.
— Вы готовы к такому риску? — изумился Кан. — Я предупреждаю, что Клуб постарается вас запугать.
— Чем? — удивился Фрейд.
— Для начала тем, что отменит ваши лекции в Университете Кларка и отправит вас обратно в Европу на ближайшем трансатлантическом лайнере.
Снова наступила тишина.
— Ради Грейс я должен узнать правду, — выдержав паузу, ответил Фрейд. — Иначе она никогда не выздоровеет.
30
Они знали друг друга более двадцати лет.
Когда Адольф Окс приехал в Нью-Йорк из Чаттануги, штат Теннесси, он вступил в Большую масонскую ложу Манхэттена, членами которой были несколько самых влиятельных людей города.
Ложа помогла Оксу организовать сеть. Но к началу девяностых годов он все еще не мог занять видный пост в крупной газете. Финансовые рынки, как и мир политики, казались ему хронически нестабильными. Чтобы обеспечить блестящее будущее, удовлетворения амбиций было недостаточно.
Предложение другого масона, Августа Корда, все изменило. Корда создаст клуб, который не будет ограничиваться поддержкой интересов своих членов и проповедями об абстрактной этике. Те, кто вступит в клуб, не станут следовать масонским правилам, а будут подчиняться другим, гораздо более суровым и неизмеримо более плодотворным принципам.
Цель Корда была одновременно новаторской и универсальной, пророческой и конкретной. Он хотел к тому же создать — ни много ни мало — город будущего, опираясь на эзотерические знания, дошедшие из глубин веков.
«Построив пирамиды, египтяне подарили человечеству идею всемогущего бога, — говорил Корда. — Построив Манхэттен, мы создадим идею всемогущего
Его усилия, как и усилия его партнеров, будут вознаграждены одной из форм вечной жизни. Фараоны были погребены в центре пирамид. Прах членов клуба будет храниться на вершине небоскребов. Другими словами, прямо в небе.
Их смерть станет вознесением.
Без угроз, без мошенничества, используя лишь свою неиссякаемую энергию, Корда убедил присоединиться к своему проекту исключительных людей. Когда начался процесс инициации, ни один из них не захотел повернуть назад. Результаты соответствовали их ожиданиям. Корда не солгал: знания, которыми он с ними поделился, таили в себе могущество. Окс был живым тому доказательством: начав с нуля, он занял главное место в американской прессе.
Другие шли тем же победоносным путем, с каждым годом приумножая свои богатства. Они совершенно уверились в том, что объединившая их безумная мечта реальна. Статистика доказывала, что Нью-Йорк становится самым могущественным городом в мире.
Однако блестящий успех людей, составлявших Клуб архитекторов, не привлек общественного внимания к тому, что они связаны некими узами. Они контролировали достаточно большую часть прессы, непосредственно, как Окс, и косвенно, как Морган. Никто не подозревал об их плане и о его размахе.
Пока убийца не начал над ними насмехаться.
Окс снова обвел глазами собравшихся. Помимо Мариона Уолдорфа, присутствовали Макклиллен, Бернэм, Вильсон и Морган. Всем своим видом эти мужчины в черных костюмах выражали одно и то же чувство: беспокойство. Уолдорф попытался рассеять его. Он встал и с сияющей улыбкой объявил:
— В этот грустный час я счастлив сообщить, что мы получили планы из Испании!..
Магнату недвижимости, масса тела которого увеличивалась пропорционально размерам его состояния, не терпелось сообщить всем хорошую новость, поэтому он ускорил, скомкал ритуал, предшествовавший открытию собрания. Клятва, чтение формул и перечисление тайных металлов заняли всего несколько секунд.
В этой торопливости Адольф Окс увидел проявление панического страха, еще более явного, чем тот, что испытывали остальные члены Клуба. Он отогнал от себя эту мысль. В дверь вошли двое слуг и поставили перед собравшимися два больших подноса, на каждом из которых возвышалось нечто, накрытое покрывалом. Послышался гул голосов.
Окса пробрала дрожь.
Он не почувствовал разочарования, когда Уолдорф снял одно покрывало.
Они увидели макет такого небоскреба, какого никогда еще не было. Он был в три раза выше, чем самая большая существующая в мире конструкция, для сравнения рядом с ним стояла уменьшенная копия Метрополитен-лайф-тауэр, сделанная в том же масштабе. Здание имело форму удлиненного конуса, усложненного вертикальными помещениями, параболическими и гиперболическими арками, что создавало ощущение потрясающей гармонии. Строение казалось органическим, текучим, архитектура его выглядела абсолютно новаторской.
— Форма центрального здания — совершенно особая, — объяснил архитектор Бернэм. — Это изогнутая линия, прорисованная веревкой, свободно свисающей с двух закрепленных точек, но линия эта перевернута. Ее наклон был изучен для того, чтобы здание устояло перед силой притяжения. Она держит его не только в пространстве, но и во времени. Это символ вечности.
Взгляд Окса застыл. Строение вдруг показалось ему неосуществимой, безумной мечтой.
Неужели они действительно способны такое построить?
Уолдорф сдернул второе покрывало, и они увидели макет небоскреба изнутри. Окс заметил лабиринты этажей и пузырьков, соединенных между собой воздушными столбами и стеклянными лифтами. Череда холлов, гостиных, апартаментов, музеев. Места для торговли, отдыха, занятий наукой, отправления религиозных культов. Целый мир — великолепная иллюстрация к мечте Августа Корда.
Послышались восхищенные возгласы.
— Это начало нового Возрождения, — прошептал Окс.
— Этот небоскреб будет первой из четырех опор, которые сделают Манхэттен нашим Храмом, — подытожил Бернэм.
— Они сделают наши души бессмертными, — добавил Вильсон, который казался специальным эмиссаром Небес каждый раз, когда высказывал какое-нибудь мнение.
Последовала мечтательная пауза. Вильсон нарушил ее:
— Этот каталонец — настоящий гений. Как его зовут, кстати?
— Гауди, — ответил Бернэм. — Антонио Гауди.
Какая необыкновенная удача, подумал Окс, что мы нашли в Европе этого человека, воплощающего наши идеи в жизнь с неслыханным блеском, достойным Имхотепа и Леонардо.
В своем последнем великолепном озарении Корда нанял этого архитектора, сторонника утонченного искусства, корни которого уходили в античную Грецию, в Китай эпохи династии Минь, в Индию времен молодого Будды, в Средние века эпохи соборов — и в
Владелец «Таймс» посмотрел на своих товарищей, и какая-то тревога прогнала его восторженное настроение. Собравшиеся вновь показались ему слишком уверенными в себе. Слишком тесно связанными. Слишком доверчивыми.
А вдруг именно этого и добивается тот, кто на них охотится? А вдруг он хочет просто объединить их