тесного взаимодействия всех фигур. В его партиях обращало на себя внимание отсутствие отдельных ходов; для его игры было типично переплетение тонких планов игры с красивыми жертвенными комбинациями и точными маневрами. Так же, как и у гениального пианиста создается звуковая картина, а не слышны отдельные звуки, извлекаемые каждым ударом пальцев по клавишам…
Именно поэтому игра Капабланки производила и производит неотразимое художественное воздействие. В его творчестве господствовала тенденция к простоте, и в этой простоте была неповторимая красота подлинной глубины. Его шахматному вкусу претили ложные внешние эффекты.
Итак, секрет его алгоритма нам пока неизвестен. Но значит ли это, что шахматисты никогда не узнают секрета капабланковского гения? Может быть, когда-нибудь и узнают… Если бы удалось создать сильную шахматную программу для ЭВМ (на уровне гроссмейстера), то, меняя эту программу так, чтобы она находила в партиях Капабланки те же самые ходы, что и творец этих партий, мы получили бы приблизительное представление об его алгоритме, ибо программа работы ЭВМ нам была бы известна.
Капабланка был величайшим мастером эндшпиля. Мне уже приходилось писать, как в 1935 году, во время II Московского международного турнира, мы вместе с Рагозиным демонстрировали ему анализ неоконченной партии Рагозин – Ласкер. Наблюдая за сложными вариантами, Капа лишь с полуулыбкой и не делая каких-либо замечаний в знак согласия кивал головой. Но только дело дошло до одного варианта, заканчивающегося эндшпилем, он мгновенно отклонил мое шаблонное резюме и высказал мнение, что окончание проиграно для белых; в результате совместного анализа мы не смогли опровергнуть эту оценку.
В дебюте Капабланка был менее интересен – он там редко изобретал, но все же изобретал! Когда ему необходимо было выиграть партию, он находил интересные идеи и в начале партии. Огромную силу демонстрировал он в дебюте в тех случаях, когда противник его принуждал к этому, когда необходимо было искать спасение, искать истину Достаточно указать на уже упоминавшуюся партию с Маршаллом, в которой впервые был применен вариант Маршалла в испанской партии.
Характерно, что в более поздние годы Капабланка чаще находил интересные дебютные схемы (в защите Нимцовича, в дебюте Рети, в голландской защите, в сицилианской) – жизнь заставила, ибо алгоритм «притупился»!
На собственном опыте мне пришлось однажды убедиться в силе и тонкости одной из его дебютных идей. В 1948 году в III круге матч-турнира на первенство мира, играя с Решевским (защита Нимцовича), я неожиданно белыми попал в трудную позицию; после взаимных промахов партия закончилась моим поражением. Лишь после партии я узнал, что дебютная система, примененная моим противником, была впервые введена в практику в 1929 году Капабланкой на турнире в Карлсбаде…
Любопытно было наблюдать, как создавались эти системы. Когда Капабланка в какой-либо партии в дебюте испытывал разочарование, он обычно еще за доской находил новые идеи; в следующей партии эти идеи уже применялись и так, в турнирных боях доводились до совершенства – дома Капабланка вряд ли работал!
Но нельзя быть чемпионом мира, не владея в совершенстве искусством игры в середине партии. И середина игры, несомненно, сильнейшая сторона творчества молодого Капы. Он играл просто, искусно «снимал» возможности контригры у партнера, проявлял активность так, как этого требовала позиция. Он всегда играл по плану, поэтому у него не было «отдельных» ходов. К ловушкам, к трюкам он испытывал отвращение, но прибегал к ним лишь тогда, когда именно в этом и состоял шанс добиться успеха. К эффектным, красивым решениям он, конечно, был неравнодушен, но считал неэстетичным прибегать к жертвам тогда, когда было простое решение.
В известной партии с Маршаллом (Москва 1925) Капабланка отказался от красивых пожертвований, приводивших к мату, в пользу простого выигрыша ферзя.
Здесь он сыграл 20. Rfb1 (далее было 20… Qb4 21. В:e5 fe 22. R:b4 и т.д.), а сразу после партии продемонстрировал такой комбинационный вариант: 20. В:e5 fe 21. Qg4+ Kf8 22. R:f7+! K:f7 23. Qg5! Rf8 24. B:h7 и далее например, 24… Ba4 25. Bg6+ Kg7 26. Bf5+ Kf7 27. Qg6+ Ke7 28. Q:e6+ Kd8 29. Qd6+ Ke8 30. Bg6+ Rf7 31. Rf1.
Да, молодой Капабланка стремился в шахматах к истине!
Что же произошло в шахматном мире после Капабланки (с тех пор прошло примерно треть века)?
Мир шахмат изменился. Прежде всего он изменился в организационном отношении. Во времена Капабланки чемпион мира имел власть, по сути дела большую, чем Международная шахматная федерация. Единственной привилегией ФИДЕ было проведение турниров наций. ФИДЕ даже не определяла общих правил шахматной игры, не говоря уже о правилах проведения матчей на первенство мира – здесь хозяином положения был чемпион. В 1922 году в Лондоне Капабланка заставил некоторых своих конкурентов (в том числе и Алехина) подписать соглашение о первенстве мира, где в основном были оговорены права чемпиона: претенденты не смели настаивать на равных правах, опасаясь, что тогда им нечего будет и рассчитывать на матч с чемпионом. Число «шахматных» стран было ограниченным.
Теперь в ФИДЕ входит более 90 стран. Власть ФИДЕ неограниченна, чемпион лишен власти. По закону на шахматном Олимпе все равны. У чемпиона лишь одно преимущество перед своим противником – чемпиону достаточно свести матч вничью, чтобы сохранить свое звание. Чемпион не вправе и выбирать себе партнера в матче; претендент определяется в отборочных соревнованиях, которые проводит ФИДЕ. Правда, в 1972 году, в год матча Спасский – Фишер, эта справедливая система была нарушена: ФИДЕ на время как бы утратила свою власть, и не она командовала шахматным миром (в его же интересах), а Роберт Фишер командовал Международной федерацией. Будем надеяться, что события 1972 года останутся лишь неприятным эпизодом, который более не повторится…
Изменился шахматный мир и в творческом отношении. В шахматах всегда были профессионалы. Правда, в 20-е годы ФИДЕ пыталась разделить шахматистов на профессионалов и любителей (были даже проведены три чемпионата мира среди любителей). Но турниры оказались весьма слабыми, и затея эта не удалась.
Любителям шахмат безразлично, кто сыграл шахматную партию, – она должна быть красивой. А раз шахматы достигли такого развития, что им нужно отдавать всю жизнь (иначе ничего не добьешься), раз красивые партии могут создавать только профессионалы, значит, их существование оправдано и необходимо.
Во времена Капабланки профессиональных, а стало быть, сильных шахматистов числом было меньше. Сейчас их много. В те времена модно было делать вид, что ты занимаешься шахматами как любитель. Так вел себя Капабланка – подчеркивал, что он дипломат или негоциант. Ласкер также считал себя математиком и философом. Сейчас же никто не скрывает своей шахматной профессии. Да и кому придет в голову в наш кибернетический век, когда признано, что первой моделью искусственного интеллекта, по-видимому, будет искусственный шахматист-гроссмейстер, скрывать свою принадлежность к шахматам!
Развитие шахматного профессионализма привело к тому, что важнейшее значение приобрела специальная подготовка. Для этой подготовки необходима весьма большая информация о том, что происходит в области шахмат. Если в свое время (по своему отношению к шахматам) Капабланка не выделялся среди других, то сейчас такой тип шахматиста – исключение… Однако читатель, когда ознакомится с учебником, увидит, как высоко его автор оценивал шахматы!
Капа написал мало шахматных книг: по сути, их только две – «Моя шахматная карьера» и «Основы шахматной игры». Эти книги впервые вышли у нас в СССР в начале 20-х годов и оказали свое влияние на развитие молодых советских мастеров. «Основы шахматной игры» Капабланки – первая моя шахматная книга, из которой я получил систематизированное представление о шахматах. Написаны эти книги просто, автор их не стремился поразить читателя; великий мастер знакомил читателя с такой шахматной игрой какой ее сам себе представлял. И нельзя понять шахматы, не изучив этих книг, не посмотрев на мир шахмат глазами Капабланки.
«Основы шахматной игры» выдержали с 1924 по 1930 год 8 изданий на русском языке. На базе этой книги Капабланка создал затем «Учебник шахматной игры», заменив, в частности, все пояснительные партии. Эту книгу советские читатели увидели в 1936 году.
Текст «Учебника» перед нынешним изданием был просмотрен, в него внесены незначительные