который безошибочно улавливал все оттенки его настроений, ощущал его растущее беспокойство. Он видел, что Джиппи смотрит то на Паскаля, то на Роуленда, потом его взгляд устремился на пустое место справа от Паскаля. Некоторое время печальный взгляд Джиппи скользил по лицам, пока не остановился на Линдсей. Губы Джиппи беззвучно шевелились. Марков наклонился к нему и взял его за руку.
– Что такое, Джиппи? – прошептал он. – Не волнуйся, скажи мне.
Джиппи умоляюще посмотрел на него. Единственный звук, который беспрепятственно слетел с его губ, был звук «п».
Марков сжал его руку и попытался догадаться, что за слово пытается произнести Джиппи. Ему не удавалось придумать ничего, в чем был бы хоть какой-то смысл. Он посмотрел на напряженную фигуру Паскаля Ламартина, который молчал весь вечер и не сводил холодных серых глаз с Роуленда Макгира, сидевшего рядом с Линдсей. У Роуленда же был такой вид, словно он стоит на краю пропасти и решает, прыгнуть в нее или отойти от края. Линдсей героическими усилиями пыталась не дать разговору окончательно заглохнуть. Последние пять минут она говорила о погоде с отчаянным выражением человека, который в случае необходимости будет развивать эту тему бесконечно. Джиппи вдруг вздрогнул.
– Парацетамол, – произнес он чистым, звучным голосом. Марков испуганно взглянул на него, потом наклонился к Линдсей.
– Дорогая, – сказал он. – Думаю, нам пора. У Джиппи мигрень, и ему становится все хуже.
– Нам тоже пора, – облегченно проговорила Линдсей. – Колин, я только возьму свое пальто.
– Я пойду с тобой, – сказала Джини.
Прежде чем кто-либо успел возразить или вмешаться, женщины поднялись со своих мест. Пересекая зал, Линдсей оглянулась. Она увидела, что Роуленд решительно встал и подсел к Паскалю. Джини тоже это увидела и остановилась как вкопанная. Линдсей поймала ее за руку и увлекла в вестибюль.
– Пусть Роуленд с ним поговорит, – сказала она. – Джини, не ходи туда. Роуленд ему все объяснит, он скажет, что не знал, что ты здесь будешь. О, Джини, мне так жаль! Я не знала, что Роуленд здесь появится, клянусь, не знала. Я бы никогда этого не допустила… Пошли наверх. Пальто у меня в номере.
И Линдсей устремилась вверх по лестнице. Джини следовала за ней. Войдя в номер, Линдсей с облегчением увидела, что в ее отсутствие горничные уже навели там порядок, во всяком случае, кровать была аккуратно застелена. Но на двух подушках лежали две шоколадки, на спинке одного стула висела рубашка Колина, а на спинке другого – чулки Линдсей. Комната прямо-таки вопила о любовной близости, и Линдсей густо покраснела.
Джини вошла вслед за ней. Было видно, что она встревожена и напряжена. Она взглянула на нелепые шоколадки, на подушки, постель. Не говоря ни слова, подошла к окну, раздвинула шторы и посмотрела на улицу.
– Снег все еще идет, – бесцветным голосом сказала она. Она вздохнула, повернулась к Линдсей. Линдсей заметила, что у нее дрожат руки, а глаза лихорадочно блестят.
– Значит, Роуленд рассказал тебе о Париже? – спросила она.
– Нет, конечно, нет. – Линдсей еще гуще покраснела. – Он бы никогда этого не сделал. Но в то время я тоже была в Париже, и все было видно без всяких слов.
– Правда?
– О, Джини, ты же знаешь, как это бывает. Достаточно было одного взгляда на его лицо, на твое лицо. Не будем об этом говорить, это не мое дело, к тому же прошло уже столько времени…
– Я любила Роуленда. По-своему. Я просто голову потеряла тогда. Никакая сила не могла меня удержать. Паскаль почувствовал, что со мной что-то случилось. Господи! Как я металась тогда, я не знала, что мне делать! С тех пор я его больше не видела. – Джини беспомощно развела руками. – А теперь… Паскаль будет в ярости. Он так до конца и не простил меня. Ты знаешь, что ему все стало известно? Он застал нас в номере отеля. – Она помолчала в нерешительности. – Сцена была дикая, я боялась, что они бросятся друг на друга. Это я решила положить конец нашим отношениям, а не Роуленд. Роуленд был в отчаянии. А сегодня он со мной почти не разговаривал.
– Пожалуйста, Джини, я не хочу это слушать. Я… Послушай, сейчас мне надо позвонить Тому в Оксфорд. Я пытаюсь ему дозвониться весь вечер. А потом мы должны идти к Эмили. – Она прошла к телефону и стала набирать номер. В Оксфорде была ночь. Линдсей ждала довольно долго, прежде чем повесить трубку.
– Все это было так сложно. И очень болезненно. Самое ужасное время в моей жизни. – Джини говорила так, словно не слышала Линдсей. В глазах у нее стояли слезы. Линдсей растерянно поглядывала на нее и жалела, что не может дозвониться до Тома. Она знала, что один лишь его голос принесет ей успокоение и облегчение.
– Что мне теперь делать? Что я скажу Паскалю? – Джини закрыла лицо руками. – Линдсей, он такой ревнивый.
– Просто скажи ему правду, – посоветовала Линдсей. – Ведь существует очень простое объяснение, Джини. Он поймет. Послушай, извини, но я должна идти.
– До сих пор не могу понять, как я допустила, чтобы все это произошло, – говорила Джини, пока Линдсей открывала шкаф и доставала свое пальто. – Я оглядываюсь назад и не могу ничего понять – ведь в какой-то момент я должна была принять решение, сказать себе «да». Но зачем? Это принесло столько горя. Может быть, он оказался рядом в какое-то особенное время? А может быть, все дело в его внешности? – После минутной паузы она продолжала: – Надеюсь, что не только. Но он так красив. Я уже забыла, как он красив.
– Дело не только в его внешности. – Линдсей отвернулась. – Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Джини, перестань травить себе душу.
– Думаю, что я могла бы полюбить его. Однажды я это ему сказала. – Теперь ее лицо было мокрым от слез, она сидела на кровати. – Но иногда мне кажется, что это неправда, я говорила это в оправдание себе, а сама его просто использовала.
– Джини, я уверена, что это не так. Ты была просто больна, такие вещи случаются. Любовь к одному человеку не всегда предохраняет от влечения к другому.
– Может быть. – Джини с сомнением взглянула на Линдсей. – Но после моего романа с Роулендом у
