– У тебя и нет необходимости называть ее по имени. Я знаю, кто она.
– Ты не мог этого знать!
– Еще как мог. – Штерн повернулся к ней. Он сочувственно взял ее за руку. – Я уже говорил тебе раньше, Констанца, что меня не так легко ввести в заблуждение и я не люблю, когда меня сбивают с толку. Этой женщиной была Дженна. И ее любовником был не какой-то парень из деревни, как ты мне как-то старалась внушить, а Окленд. И капкан Хеннеси поставил именно на него, потому что ревновал. Я знаю, Хеннеси продолжает ревновать и подозревать, хотя Окленда уже нет в живых, поскольку не приходится сомневаться, что ребенок Дженны не от мужа. В этом, как я предполагаю, и заключается причина твоего неподдельного интереса к ребенку. Он же ребенок Окленда, не так ли? Ты можешь мне сказать об этом. Но к тому же есть и многое другое, что ты должна была мне сказать и не сделала этого. Ты продолжаешь избегать правды, Констанца, и со мной, и со Стини. Я иногда думаю, что ты неискренна даже сама с собой…
– Откуда ты все это знаешь?
– Частично потому, что видел и наблюдал, частью мне стала известна кое-какая информация. Когда Окленд ушел в армию, он составил завещание. Оное заверил незадолго до его смерти юрист, которого я рекомендовал ему. В завещании он оставил все свои деньги Дженне. Для тебя может представлять интерес, что и ты не была забыта. Он завещал тебе свои книги.
– Ты знаешь содержание завещаний? – Констанца сощурила глаза.
– Лишь кое-каких. Это мне довелось прочитать.
– Я ненавижу тебя за это. Значит, ты вынюхивал, шпионил. Это самое омерзительное, что мне доводилось слышать…
– Сомневаюсь… В моем положении ты сделала бы то же самое. Никто из нас не испытывает ни малейшего уважения к светским условностям…
– Я не хочу этого слышать! – Констанца гневно отвернулась. – Да и в любом случае это подтверждает мою точку зрения. Если ты знаешь о Дженне, значит, должен понять, почему я поверила Окленду. У него доподлинное алиби…
– На всю ночь?
– Он был влюблен.
– О, не сомневаюсь, он был всецело занят ею – определенное время. Не сомневаюсь, он в самом деле встретился с ней на сеновале, как ты утверждаешь. Может, он и остался там – кто знает? Но в одном мы можем не сомневаться, Дженна провела там не все время. Ты сама видела ее вскоре после полуночи, когда она направлялась в комнату Джейн Канингхэм.
– Ох! – Констанца дернулась. – Да, видела. Я не подумала об этом. О Господи. – Она понурила голову.
Штерн подошел к ней и обнял.
– Констанца, – сказал он. – И даже это ничего не доказывает – разве ты не понимаешь? Если алиби Окленда сомнительно, то так же обстоит дело и у всех прочих. Да, Дентон был пьян и отключился, но, может, он пришел в себя. Может, ты ошиблась относительно времени и провела в беседе с Мальчиком больше времени, чем предполагаешь. Можно найти еще тысячу разных накладок. – Он вздохнул. – Может, ты права, и все было в самом деле всего лишь несчастным случаем.
– Ты ведь сам в это не веришь, да? Я вижу.
– Нет, не верю. – Он развернул Констанцу лицом к себе. – Думаю, что доподлинно знаю все, что произошло той ночью, и предполагаю, ты тоже это знаешь. Но это больно, и ты не хочешь углубляться в эту тему.
– Окленд не мог мне соврать! – Глаза Констанцы наполнились слезами. – И, кроме того, его нет в живых. Разве ты не видишь, Монтегю, что раскапывание старых могил не приведет ни к чему хорошему. Мы должны подвести под всем этим черту, ты и я, начать все снова.
– Очень хорошо. Мы никогда больше не вернемся к этой теме.
Монтегю Штерн нагнулся, собираясь поцеловать ее. И в это мгновение зазвонил телефон. Он выпрямился с раздраженным и удивленным выражением лица. Сняв трубку, он прислушался.
Сначала Констанца не обратила внимания на этот звонок, который, как она предположила, касался его дел. Затем поведение Штерна – его изменившееся лицо, странные вопросы, которые он задавал, – встревожило ее. Она повернулась бросить взгляд на своего мужа. Подойдя поближе, она попыталась опознать голос – голос женщины. Когда Штерн положил трубку, она кинулась к нему.
– Это была Мод?
– Да.
– Ты ей давал этот номер?
– Нет. Должно быть, Гвен дала.
– Как она посмела звонить! – Констанца топнула ножкой. – Что случилось? В противном случае она бы не позвонила.
– Что-то случилось…
– И видно, это тебя не обрадовало, что бы там ни было! Это деньги? Или она заболела?
– Нет. – Повернувшись, Штерн опустился на диван. Он молчал.
Констанца, оцепенев, смотрела на мужа. Кинувшись к нему, она опустилась рядом с ним на колени и сжала его руки в своих.
– Ох, Монтегю, прости. Я такая глупая и ревнивая. В чем дело? Случилось что-то ужасное? Быстрее расскажи мне, а то я начинаю бояться.
