Она было собралась захлопнуть дверь у меня перед носом, но передумала. К моему удивлению, лицо ее исказилось гневом.
– Случилось? Случилась ты – вот что! Я знаю, почему ты явилась! Уж не для того ли, чтобы повидаться со мной? Ты ищешь мисс Шоукросс. Так вот, помогать тебе я не собираюсь. Даже если бы и могла. Я не знаю, где она! Вот так – тебе все понятно?
– Пруди, подожди. Я ничего не понимаю… – Я попыталась коснуться ее руки. Мисс Марпрудер отпрянула, словно я хотела ударить ее.
– Ты не понимаешь? О, конечно, – можно поверить! Маленькая мисс Удачница – я слышала, мы отлично устроились. Куча потрясающих клиентов! Просто смешно, не так ли, если подумать, сколько их перешло от твоей крестной матери?
Она стремительно выкидывала слова, будто ее захлестывало отвращение. Поддавшись его напору, я сделала шаг назад, а мисс Марпрудер – шаг вперед.
– Ты использовала мисс Шоукросс, думаешь, я не знаю этого? Ты использовала ее. А теперь пытаешься использовать меня. Восемь лет… я в глаза тебя не видела все эти восемь лет!
– Пруди! Все эти годы я бывала в Нью-Йорке, только чтобы пересесть с самолета на самолет. Да в любом случае я же писала тебе. Ты знаешь, что я посылала тебе письма. Я написала, когда…
– Когда умерла моя мать? О, конечно! – Глаза мисс Марпрудер наполнились слезами. – Ты написала. Ну и что? Значит, я в долгу перед тобой – так, что ли?
– Конечно, нет, Пруди. Как ты можешь говорить такое!
– Просто. Очень просто, потому что теперь-то я вижу, что ты собой представляешь. В свое время я, может, была слепа, но теперь-то все вижу, и меня просто мутит.
Она сделала еще шаг ко мне; ее сотрясала дрожь – наверное, от усилий убедить меня в своих словах, сначала решила я. Потом мне пришло в голову, что в определенной мере она заводилась, словно старалась убедить сама себя.
Я не сдвинулась с места и сказала, стараясь сохранять спокойствие:
– Хорошо, Пруди, я уйду. Но до этого я хотела бы внести кое-какую ясность. Мне бы не хотелось, чтобы ты думала, будто я украла клиентов у Констанцы. Это неправда. Мы с Констанцей работаем в совершенно разных направлениях, и ты должна была бы знать об этом…
– Вот как? А как же с Дорсетами? Как насчет Антонелли? – Слова слетали у нее с языка, будто она многократно повторяла их.
Я растерянно посмотрела на нее.
– Пруди, послушай. Сначала и те и другие обратились к Констанце, чтобы она сделала эту работу. И лишь когда она отказалась, они обратились ко мне. – Я помолчала. – Это единственные два клиента, которые имели хоть какое-то отношение к Констанце. Я пошла своим путем, Пруди. Хоть в этом-то поверь мне!
– Она от них отказалась? – Мисс Марпрудер, похоже, съежилась. Она удивленно смотрела на меня, качая головой.
– Это правда, Пруди.
– Готова допустить. Так могло быть. Может, ты и права. Может, мне не стоило так говорить. Я была ужасно зла на тебя. Я устала. Скорее всего я не выспалась. А теперь тебе лучше идти. Говорю тебе – ничем помочь не могу.
– Пруди, что-то не так?
– Не так? – с откровенной горечью произнесла она. – Что может быть не так? Ведь теперь я могу позволить себе бездельничать! Никаких хлопот! Никуда не нужно спешить, давиться в подземке… Смотри телевизор хоть двадцать четыре часа в день, если хочется. Да что тут говорить, у меня все более чем прекрасно. Я уволилась.
Я уставилась на нее. Я не могла себе представить ее в этой роли так же, как не представляла, как без нее Констанца справляется со всеми делами – разве что, конечно, не появилась заместительница помоложе. Сердце мне сжала жалость. Мисс Марпрудер, у которой ныне не было ни единой живой души рядом, заметно постарела. Лицо ее прорезали глубокие морщины, стали выпирать ключицы. Поредели крашеные волосы. Я устыдилась, что толком так и не знаю, сколько ей лет.
– Шестьдесят пять, – сказала она, словно прочитав мои мысли. – И можешь не спрашивать – нет, это была не моя идея. Я никогда не хотела уходить. Мисс Шоукросс… уволила меня. Два месяца назад. Я пыталась возражать, но она не стала слушать. Ты же знаешь, какова она, когда ей что-то взбредет в голову…
– Пруди, мне ужасно жаль…
– Мне пришлось согласиться. Придется привыкать. Она все бросила, ты же знаешь, – все дела. Словно сама собиралась уходить. Предполагаю, поэтому она и дала мне отставку.
Должно быть, она все поняла по выражению моего лица, потому что снова заговорила, не дожидаясь, пока я сформулирую вопрос.
– О, она не была больна – только не она! По-прежнему прекрасна, по-прежнему полна энергии. Но все же она изменилась. Когда ты ушла – может, тогда это и началось. И когда скончался твой дядя Стини, это страшно поразило ее. Я припоминаю, она была просто не в себе. Она решила отправиться в путешествие. Так она мне сказала.
– Путешествие? Куда? Пруди! Я обзвонила все гостиницы. Ее нигде нет. Никто из друзей не ждал встречи с нею – во всяком случае, они мне говорили, что не видели ее.
Пруди пожала плечами. Лицо ее продолжало оставаться замкнутым.
– Понятия не имею. Она наметила себе маршрут – так она сказала. Не знаю: ни куда, ни когда. А я не спрашивала.
