протянул руку и сжал его ладонь своей.
– Выкладывай, – сказал он.
– Я не знаю, с чего начать…
– Начни с начала. – Окленд снова отвернулся. Словно принимая исповедь, он отвел свой взгляд куда-то вдаль, на едва видневшиеся поля.
– Что ж, – заговорил медленно Фредди, – это началось уже довольно давно. Я поднимался по лестнице в свою комнату…
– В Винтеркомбе?
– Да. В Винтеркомбе. Артур уже положил на мою постель пижаму. А на ней лежала конфета. Даже не конфета, а одно из этих птифур, которые заказывала мама. Это было маленькое яблоко из марципана и…
– Когда это все было?
– В ночь кометы. В ту ночь, когда умер Шоукросс.
– А-а, вон когда! В ночь несчастного случая!
Что-то в тоне Окленда заставило Фредди на время замолчать.
– Почему ты так об этом говоришь? По-твоему, это был не несчастный случай?
– Сейчас это не важно. Вот, возьми сигарету. – Он раскурил, сложив ладони, чтобы не задуло огонь. Затем, заметив, что Фредди настроен продолжать, снова отвел взгляд. – Марципановое яблочко… – напомнил он. – И что же дальше?
– … и так далее, и тому подобное.
– До того самого времени, когда она заболела?
– Все прекратилось раньше. После того, как она впервые показала мне дневники. Это все из-за них, я в этом убежден. Они сначала заползли внутрь ее самой, как микробы, а затем – в меня. Ты понимаешь, о чем я?
– Да, понимаю.
Исповедь Фредди заняла немало времени. Небо над ними сперва подернулось лиловым, затем посерело; на раскинувшихся в сумерках полях овцы были едва различимы. Наступавшая темнота скрадывала выражение лица Окленда. Он стоял тихо и неподвижно, хотя Фредди чувствовал, как в теле брата постепенно нарастает напряжение. В сумерках Фредди едва различал огонек сигареты Окленда. Вдруг тот нетерпеливым жестом швырнул ее под ноги и втоптал окурок в траву.
– Будем возвращаться. – Он взял Фредди за руку.
– Сейчас? Я не хочу возвращаться назад, сил моих нет больше там находиться. Окленд, давай побудем здесь, пока совсем не стемнеет?.. Потом можем заехать куда-нибудь, выпьем что-нибудь.
– Нет! Мы возвращаемся. И давай поскорей.
Окленд зашагал по тропинке назад, к шоссе. Фредди, спотыкаясь, старался не отставать. Башмаки на кожаной подошве скользили на влажной траве, грязь чавкала под ногами.
Они добрались до машины. Окленд остановился, взялся за ручку дверцы, затем обернулся к брату.
– Фредди, держись от нее подальше. Я не говорю тебе – забудь об этом. Ясно, что подобное ты не сможешь забыть. Но постарайся отстраниться от этого, не соприкасаться более.
– Но это не только Констанца, не только ее ужасный отец и все то отвратительное, о чем он писал. Это – во всем. – Фредди словно в поисках, на что бы опереться, привалился спиной к машине. – Война. Наша мама. Диагноз, поставленный мне доктором. Думаю, что он солгал мне, Окленд.
– Зачем это ему?
– Очевидно, мама его убедила. Она приходит в ужас от мысли, что меня призовут.
– Думаю, ты ошибаешься.
– Возможно. Может быть, и так. Но я чувствую себя таким ненужным. Вот Мальчик, к примеру, сражается. У тебя ответственная работа…
– Ответственная работа? Ты на редкость далек от истины.
– Так и есть. И не нужно отвергать это так резко. Даже Штерн говорил, что она жизненно важна. А чем занят я? Ничем. Сижу дома. Общаюсь с друзьями Стини, а они все моложе, чем я. Но даже каждый из них чем-то занят. Пишут, рисуют. Занимаются фотографией. Все же лучше, чем я. От меня никакой пользы. Никому. – Голос Фредди дрогнул. Он громко высморкался, нервно комкая в ладони носовой платок. Окленд, склонившись, обнял его за плечи. Фредди заметил, что в зеленых глазах брата не было гнева, хотя Окленд, казалось, выглядел рассерженным.
– Найди себе какое-нибудь занятие. Любое, которое дало бы тебе возможность не чувствовать себя бесполезным. Тебе не обязательно идти на фронт, Фредди. Вовсе не все должны отправиться на войну.
Он умолк. Затем открыл дверцу автомобиля.
– Я переговорю с Джейн Канингхэм. В госпитале всегда нужны люди: дежурные, санитары, водители.
– Водители?
– На машину «Скорой помощи». Все, залезай, поедем.
Машина задрожала, взревел мотор. Окленд круто развернулся и погнал машину на полной скорости. Фредди казалось, что из Лондона они ехали быстро, но обратно возвращались еще быстрее. Он
