Я вижу и знаю, что Галилей, вопреки его заверениям, успел рассказать Алисе обо мне всё. Закатываю и без того короткие рукава футболки, беру из угла кухни гитару и пробую струны. Алиса садится на пол передо мной и молчит. Едва слышно я шепчу:
И тогда Алиса складывается пополам и плачет. Я чертыхаюсь, отшвыриваю гитару в сторону и обнимаю девушку, стискивая изо всех сил. Алису трясет так, что мне трудно удержать равновесие на полусогнутых ногах, и мы валимся на пол, опрокидывая бутылку с портвейном. Я глажу Алису по лицу холодными пальцами, пытаясь остановить ручейки, текущие из серых глаз, закутываю в свою футболку, тихонько укачиваю на локте. Что-то душит и обжигает меня — слезы? Но почему изнутри? Или это невыразимая нежность?
Алиса жмется ко мне, как котёнок. В темноте мне даже мерещится пушистый хвост, обвивший мои колени.
Я целую её волосы, глажу по спине, тихонько укачиваю. Потом беру на руки и несу в комнату.
Там горит свет. Постель разорена, вокруг валяются какие-то книжки. Я укладываю Алису спать, снимая с неё свою одежду. Она совершенно не стесняется меня, проводит ладошками по моему лицу, показывает руку.
На пальцах у Алисы мои слёзы.
Я закутываю её в одеяло по самые глаза.
— Не уходи, — шепчет Алиса. — Я не хочу снова тебя потерять.
— Я никуда не уйду теперь.
Алиса робко улыбается и закрывает глаза, а я выключаю в спальне свет, собираю в кучу разбросанные книги и устраиваюсь спать на полу возле её кровати.
— Капитан, — шепчет в полусне Алиса. — Я…
— Спи, — отвечаю. — Завтра.
Просыпаюсь оттого, что Алиса пытается укрыть меня своим одеялом. Она прижимается ко мне и повторяет мое имя.
— Что случилось?
— Не могу заснуть без тебя, — отвечает Алиса и обнимает. — Боже, какой ты холодный…
— Ага, — говорю. — У тебя пол не отапливается.
Смеёмся.
— Да нет, — говорит Алиса, — кожа у тебя теплая. Я чувствую, как холодно тебе внутри.
Она перебирается наверх, накрывая меня собой.
— Ты будешь моим одеялком?
— Угу. — Она целует меня в шею. — Всегда.
Стягивает с меня штаны, снимает футболку. Мои пальцы нежными паучками ползут по её телу.
— А это что? — спрашивает Алиса. Она проводит рукой по шрамам на груди.
— Так, ерунда. Забудь.
— Ладно, — послушно говорит Алиса, целует каждый шрам отдельно и прижимается ухом к левому соску.
Потом задерживает дыхание. Я чувствую, как её тело напрягается.
— Что случилось?
Алиса молча прикладывает ухо к правому соску. Судорожно вздыхает — это скорее похоже на всхлип.
— Потрогай сам.
Я прикладываю ладонь к своей груди и, ещё не вслушавшись как следует, уже понимаю, в чём дело. Под рукой, там, где я привык слышать свое сердце, там, где у всех остальных — нормальных, счастливых, живых людей всегда раздается глухое «Тук-тук», меня встречает только безмолвие.
Ничего.
Ти-ши-на.
