объятиях в этой теплой, просторной постели, целовать ее губы, сочные губы молодой женщины, а не сморщенные, старческие губы Фагимы!
От этих мыслей по телу Веры пробежала сладкая судорога. Она сделала глубокий вдох и потихоньку толкнула дверь.
Рустам сидел в кресле у окна и читал газету. Он был почти полностью одет, в домашних брюках, в светлой рубашке с закатанными рукавами. Лицо его было чисто выбритым, волосы влажными, очевидно, он уже успел побывать в душе.
Вера встала на пороге, придерживаясь за ручку двери, как за спасительную соломинку. Рустам поднял голову от газеты и посмотрел на нее спокойно, без удивления или гнева.
– Доброе утро. – Голос его звучал ровно и бесстрастно.
– Доброе утро, – эхом отозвалась Вера.
– Что, все уехали?
– Все.
– Ты уже завтракала?
– Нет еще.
– Пошли, чайку попьем. – Он поднялся с кресла, отложил газету на столик.
Вера стояла, не трогаясь с места. Рустам подошел к ней почти вплотную, как не подходил давно, с самого первого дня их встречи.
– Идем, – повторил он другим, более жестким тоном.
Она послушно повернулась и вышла в коридор. Они спустились вниз. Вера подошла было к плите, но Рустам остановил ее:
– Сядь, я сам.
Он не спеша заварил чай, достал из буфета блюдо с пирогами, налил в кувшин топленого молока. В его движениях была особая грация, присущая большим, крепно скроенным мужчинам. Вера откровенно любовалась им и молчала.
– Сахар будешь, кызым?
Она вздрогнула. В его тоне ей послышалась теплота и нежность. И он ни разу больше с момента ее приезда в дом не называл ее кызым.
– Да… то есть, нет. – Она мотнула головой, руки ее бессильно упали на скатерть.
Рустам поглядел вопросительно.
– Что-то не так? Что с тобой?
– Ты еще спрашиваешь! – Вера почувствовала, что терпеть больше не в силах. Вся ее тщательно продуманная тактика летела к черту. Ее трясло, как в лихорадке, по щекам катились слезы. – Я уеду! – Она вскочила из-за стола. – Слышишь, уеду отсюда! Сегодня же! Заберу ребенка, и ты никогда больше нас не увидишь! Никогда, понимаешь? – Волосы ее растрепались и спадали длинными, светлыми прядями, лицо было перекошено страданием.
Рустам аккуратно поставил чайник на подставку и подошел к столу. Взял Веру за плечи.
– Я не понимаю, кызым. Что происходит? С чего ты вдруг?
– Все ты понимаешь! Ты…ты… ты настоящий зверь! – Она выпалила это одним махом, глядя ему в глаза. Его скулы дернулись.
– Ну ты и скажешь. Какой зверь? Я старик.
– Зверь, зверь… – Она гладила пальцами его жесткие волосы, ей казалось, она ступает по раскаленным углям ада, но, минуя ад, идет в рай.
– Оставь меня, кызым. – Его голос слабел, становился тише. – Прошу, оставь. Не нужно.
– Хочешь, чтобы я уехала? – Она прижалась к нему всем телом, и ощутила, как его тело принимает ее, теплеет, размякает, делается послушным и подвластным. – Хочешь? Скажи, и я…
– Нет. – Его руки стиснули ее с такой силой, что у Веры хрустнули кости. – Ты скверная девчонка, кызым. Отвратительная, мерзкая девчонка! Ты… я хочу тебя!
– И я. И я тебя!
Их губы жадно отыскивали друг друга, отыскали и слились. Это было счастье. Оно гулким молотом стучало в уши, от него могла лопнуть грудь. Счастье быть с ним, касаться его руками, принадлежать ему одному, до последнего вздоха, до последней капли крови.
Он поднял ее на руки, как когда-то в гостинице, и понес наверх. Ступени размеренно скрипели под его шагами. Вере казалось, что она плывет в невесомости, навстречу луне и звездам, навстречу таинственному космосу, навстречу строгому, но милосердному существу, являющемуся высшим разумом…
… Их страсть была подобна разбуженному вулкану. Казалось, давно остыла лава, угас огонь в недрах земли, но нет – приходит час, и языки пламени с торжеством и треском вырываются наружу, сметая все на своем пути, превращая в пепел. Горячий, святой огонь, дремлющий в любящем сердце, слава тебе, негаснущему, немеркнущему, самому себя питающему и чистому, как земля в день творения!..
Вера и Рустам лежали обнявшись, обессиленные, измотанные любовью, обоих морила сладкая дрема.
– Главное, не заснуть, – пробормотал Рустам. – Дети могут вернуться…
– Не бойся, я не засну. – Вера погладила его по голове. – А ты спи. Спи. Скажи, когда тебя разбудить.
– Через полчаса. – Его тело отяжелело, рука, лежащая у Веры на груди, словно свинцом налилась.
Она глядела на него и думала, что он все это время тоже страдал, боролся с собой, злился, тщился забыть ее и не мог. Любовь владела им, та самая любовь, которая зародилась семь лет назад в вагоне фирменного поезда «Татарстан», и которая, пройдя испытание временем, не выдохлась, а стала лишь крепче и ярче.
«Я никуда не уйду от тебя, я останусь с тобой навечно, и буду оберегать твой сон. Буду гладить тебя по голове и смотреть в твои глаза, видеть в них желание и умирать от счастья. Никто никогда не будет любить тебя сильнее, никто и никогда…»
Ей показалось, что он услышал ее немой монолог, веки его закрытых глаз дрогнули в знак согласия. Он доверял ей себя, свое тело, свою душу, свое дыхание и улыбку. Все, что можно доверить тому, кто любит.
Время бежало неумолимо и быстро. Полчаса промелькнули, как пять минут. Вере было жалко будить Рустама, но нарушить обещание она не могла. Коснулась губами его щеки.
– Пора, просыпайся.
Он очнулся тотчас же, словно и не спал вовсе. Потянулся, прижал Веру к себе, но лишь на мгновение. Затем резко выпрямился на постели.
– Все. Собираемся. И чтобы никаких следов. Помни, никто не должен знать. Никто!
– Но я не хочу выходить за Игоря! – Вера глядела на Рустама с изумлением, словно у того оказалось две головы или четыре ноги. – Нежели ты позволишь?
– Кызым! – Он тяжело вздохнул. – Я прошу тебя. Ты и так искусила меня. И будешь продолжать искушать. Ничего не должно измениться.
– Ничего? Ты по-прежнему останешься мужем Фагимы?
– А что, по-твоему, я должен выгнать ее на улицу за ненадобностью? Она, как никак, моя жена.
– Почему на улицу? Разве мы не можем сами уйти? Забрать сына и уехать? Мы взрослые, самостоятельные люди, найдем крышу над головой.
– Как у тебя все просто. – Рустам усмехнулся. – Я не хочу на старости лет искать новую крышу над головой. Меня вполне устраивает эта.
– Но как же я?! Ты предпочитаешь удобство и комфорт моему отношению к тебе? Хочешь отказаться от меня?
– Отказаться от тебя? – Рустам привлек Веру к себе и поцеловал в губы. – Нет, кызым, я так не говорил. Все можно совмещать. Зачем столько эмоций? Живи в доме, будь женой Игоря, а мы станем любить друг друга, сколько захотим.
– Но ведь это же подло! – Вера отшатнулась от него, как ужаленная. – Разве для этого я столько лет искала тебя? Для этого берегла душу, не допустив в нее никаких иных чувств? Судьба разлучила нас и свела, подарив сына – для чего, по-твоему? Чтобы мы лгали, и воровали по крупицам счастье? Опомнись, опомнись
