– Ага, теперь я понимаю, почему вы были так недовольны тем салатиком, который мы ели в кабинете Артура, – удовлетворенно урча, простонала Александра, – вас просто избаловали вкусной пищей.
– Кстати, я бы теперь хотел послушать вас. Я ведь почти ничего о вас не знаю, – внезапно сказал он, и Александра от неожиданности поперхнулась.
– Да уж! Принимая во внимание вашу профессию, я, безусловно, с легкостью поверю во все! И в то, что вы обо мне ничего не знаете, и в то, что ни разу обо мне справок не навели.
Эдуард открыл было рот, чтобы соврать, но передумал и сказал правду:
– Ну, было, да.
– Вот видите.
– Да я и узнал-то совсем чуть-чуть. Самую малость…
– То есть насчет года рождения уже можно не врать? – перебила его Александра, хитро прищурившись.
Он смущенно засмеялся.
– Грешен, да. Признаться, первым делом это выяснил. И был чрезвычайно удивлен, так как думал, что вы намного моложе. Лет на десять как минимум.
– Вот уж спасибо, что сказали. Даже не знаю, радоваться вашему признанию или пойти утопиться.
– Да бросьте. Это не комплимент, а констатация факта. Я до сих пор считал себя большим знатоком женской красоты, который под любым слоем макияжа и невзирая на усилия пластических хирургов узнает возраст дамы. Но с вами я промахнулся. Ей-богу, был уверен, что вам двадцать два, двадцать три, ну, максимум – двадцать пять!
Александра внезапно почувствовала себя задетой, и, хотя постаралась скрыть это, ответ ее все равно был довольно эмоциональным.
– Да, вот так вам не повезло, – вспылила она. – Вместо интрижки с юной прелестницей нарвались на меня!
Она с вызовом взглянула на него, но лицо ее тут же приняло обескураженное выражение. А все потому, что Лямзин совершенно неприличным образом расхохотался.
– Вы смеетесь? И что же вам кажется смешным? – спросила она.
– Александра, какой же вы еще ребенок, – он вытер выступившие на глазах слезы. – На самом деле мне страшно нравится все в вас. И умная, и красивая, и уверенная в себе. Я, признаться, очень боялся, что нашему общению помешает разница в возрасте. Знаете, иногда так случается, что после пары встреч просто не о чем с девушкой говорить.
– Эх, Эдик, Эдик, – покачала головой она, – что ж вы, мужчины, все норовите штампами мыслить? Если молодая и блондинка – так уже и не о чем поговорить?!
– Я вовсе не это хотел сказать, – отрицательно мотнул головой он, старательно вылавливая из салата малосольный грибок, – просто у меня уже был неудачный опыт. А я, признаться, болтун еще тот. Мне с женщиной нужно общий язык найти и поговорить всласть. Не люблю, когда скучно.
– Ладно, пусть так.
– Вы обещали рассказать о себе.
– Хорошо, но коротко. – Он сделал предостерегающий жест рукой, собираясь возразить, что хотел бы узнать как можно больше, но она не дала ему ничего сказать: – Очень коротко, а то ничего не скажу.
– Согласен, – смиренно сказал он.
– Родилась я в Москве, но уже в возрасте нескольких месяцев очутилась в Бронницах. Отец нашел работу на местном ювелирном заводе и перевез всю семью, включая меня и моего старшего брата Виктора. Почему у него не было работы на тот момент в Москве, я не знаю, меня в это не посвящали. Но сдается мне, у него случился какой-то конфликт. Мать, которая ранее сидела со мной и братом дома, пошла в школу преподавать литературу. Думаю, намеренно погрузилась по уши в работу, чтобы заглушить тоску по столичной жизни. Ей было скучно в Бронницах, она часто раздражалась, и нам с братом – он на пять лет старше меня – тогда доставалось «на орехи». Отец, наоборот, был всем доволен, всегда улыбался. Он любил и баловал меня, чего, кстати, не могу сказать о брате – к нему он был суров.
– Вы обижены на мать, – констатировал Лямзин.
Александра коротко взглянула на него, но возражать не стала и продолжила рассказ:
– Я из той, домосковской, жизни почти ничего не помню, кроме, пожалуй, пустыря, где гоняла с мальчишками в футбол. Почему-то с девочками у меня отношения не складывались, я дружила только с мальчиками.
Лямзин хотел вставить, что ничего удивительного: это результат внутреннего конфликта с матерью, но не решился и сказал:
– А история с зонтиком, помните, вы мне как-то ее рассказывали. Это где произошло?
Александра засмеялась:
– Надо же, а вы не забыли! Это было на отдыхе на Азовском море, мне тогда всего шесть лет исполнилось. Я уже говорила, что в детстве дружила только с мальчишками, и там, куда мы приехали, тоже сразу обросла лучшими друзьями. И вот как-то раз в чью-то светлую голову – не мою – пришла идея спрыгнуть с горы. Точнее, с обрыва. На право прыгать первым мы тянули жребий. Выпало мне. Я открыла зонтик и храбро сиганула вниз. М-да… – она помолчала. – В общем, там довольно высоко было, метров пятнадцать-двадцать. Зонтик сразу сложился, и я полетела камнем… Как не разбилась насмерть – не знаю. Мальчишки едва увидели, что произошло, как тут же разбежались по домам. К счастью, кто-то из взрослых заподозрил неладное, заметил по их испуганным физиономиям. Меня обнаружили, вызвали неотложку, и очнулась я уже в больнице. – Она замолчала, вспоминая и задумчиво глядя вдаль затуманенным взором. Потом грустно и тепло улыбнулась. – Открываю глаза, а папа надо мной сидит. Плачет. Помню, я его еще успокаивала: «Папочка, ну что ты, вот же я! Я здесь, я жива!» Не знаю, почему именно такими словами. Наверное, я чувствовала, как он боится меня потерять. Ему ужасно хотелось схватить меня на руки и прижать к себе, я это тоже чувствовала, но он боялся причинить мне боль. И только гладил и гладил мою руку и нежно так смотрел…
– Он вас очень любил.
– Да. – Она отвернулась, стараясь скрыть слезы, но они потекли по щекам и закапали на платье. Тогда она, уже не скрываясь, промокнула их салфеткой и повернулась к Эдуарду. – Он… он составил завещание, оставив мне все свое имущество, а через неделю его убили какие-то маргиналы. Труп был так изуродован, что только по вещам мы смогли его опознать. Его не стало два года назад, а я все никак не могу поверить в это. Мне постояно кажется, что он где-то рядом. Вот даже сейчас. И еще – будто он оберегает меня. Я всегда была безбашенной авантюристкой, вечно влипала в разные истории. Но с тех пор меня в последний момент будто останавливает что-то. Срабатывает внутренний звонок: дзинь – стоп! Я уверена, это папа предостерегает меня. В сущности, остальные сведения обо мне не представляют интереса. Скажу только, что, когда мне исполнилось двадцать два, брат Виктор эмигрировал в Америку. Пытался и меня с собой забрать, но я уперлась и не поехала. Я тогда как раз переживала большую любовь, окончившуюся, как и все слишком бурные романы, громким пшиком. Правда, я в этом скоротечном браке успела родить своих близнецов. Вот так «империя» отца, как он иронично свое дело называл, досталась мне.
– Да-а, – задумчиво протянул Лямзин, который в этот момент вспомнил своего отца, ведь он так и не успел сказать, как его любил, – печально…
Эдуард склонил голову, и перед глазами невольно побежали воспоминания о редких встречах с отцом в последние годы. Их было до обидного мало, он все был занят, все откладывал на потом. И теперь очень жалел об этом. Почувствовав, что начинает расклеиваться – а он очень в себе этого не любил, Лямзин встрепенулся и спросил:
– Александра, я хотел узнать у вас, почему вы тогда вечером оказались на дороге одна?
Она лукаво улыбнулась:
– Это когда вы меня сбили? Какой вы невнимательный водитель, однако!
– Не увиливайте.
– Ах, да ладно, скажу, – она обреченно махнула рукой, – я в тот день рассталась со своим бойфрендом. Точнее, почти что мужем – у нас свадьба назначена была на октябрь. Но ее не будет.
– Почему? – Лямзин поймал себя на мысли, что слышать о ее свадьбе, пусть даже и отмененной, ему неприятно. Сам тут же испугался этого и постарался принять равнодушный вид.
