удивительная легкость наполняла его существо, и все происходящее было так похоже на сон, что он не раз щипал себя за руку.
Его неотступно преследовала тень звука — словно чьи-то когти скребли по камню где-то вдалеке.
Где-то, где смыкаются двенадцать изогнутых стен-лепестков, где ветер вечно кружит над головой, принося прохладу и свежесть, послышались шаги.
Кто-то, чей облик непрерывно менялся — становясь то мужским, то женским, меняя рост, возраст и даже расу, — кто-то неопределенный встал в зале и залюбовался (залюбовалась?) немеркнущим свечением каждого из лепестков.
Возле стены, полыхавшей всеми оттенками зеленого, стоял трон, высеченный из прозрачного камня. Искорки бегали в его глубинах — до чего, должно быть, неуютно и неловко тому, кто садится на этот трон!
Пришелец встал рядом и на миг принял облик путника, которого уже видел Хранитель святилища. Пальцы его пробежались по трону. Хрустальные звонкие ноты наполнили воздух и растаяли, а в глубине трона пробежала стайка искорок. Однако ничего более не случилось. Пришелец задумался, отчего по лицу его пробежала рябь, и щелкнул пальцами. Стена за троном протаяла, и открылся мост, уходивший куда-то в глубины. Трон вновь музыкально отозвался, и тьма, окружавшая мост, ожила звездными огоньками.
— Иногда подслушивать полезно, — проворчал путник себе под нос и шагнул на мост.
— …Ты не спишь?
Голос вырвал его из сомнамбулического состояния. Нламинер заморгал и огляделся. Обширная пещера открывалась перед ними. Гигантский купол в несколько сотен футов опирался на стройные естественные колонны. Небольшой бассейн в центре помещения был наполнен слабо светящейся водой — именно она порождала нестойкие, обманчивые светящиеся пятна, от которых радужно искрились стены и пол. Нламинер оглянулся. Никого.
— Проснулся?
В голосе звучало множество эмоций: немного тревоги, насмешка, сомнение… Чей это голос? Нламинер попытался ответить, но горло пересохло, и ни звука не вырвалось из него.
Тихие шаги позади.
— Ты меня звала? — смог наконец спросить Нламинер. Голос был чужим: глухим, очень низким, с едва различимым шипением.
Рептилия покачала головой.
— Нет, я ждала, когда ты очнешься.
— Кто же тогда говорит со мной? Тихий смех пронесся под куполом зала.
— Ты слышала? — резко повернулся он к Риссе.
— Нет, но я догадываюсь, что ты слышишь. Если хочешь совета — молчи. Видишь стражей?
Нламинер придирчиво изучал пещеру, но никого не заметил. На той стороне зала что-то мерцало в глубине камня, но подробностей не было видно. Он затаил дыхание. Шелест ветра, слабый плеск воды и биение собственного сердца. Никого больше.
Рисса засмеялась.
— Сделай шаг вперед.
Нламинер повиновался и едва не наступил на громадную ящерицу. Массивная, с гребнем всех цветов радуги, рептилия надменно взирала на него снизу вверх и не двигалась. Нламинер заметил, насколько велики ее когти, и замер неподвижно. Существо лениво сдвинулось, освобождая проход — и вновь замерло. Тут же Нламинер увидел его сородичей. Несколько десятков их ползало по пещере, то и дело сливаясь с камнем. В длину они были не менее десяти футов каждая.
— Если стража здесь, значит, нам повезло, — заметила Рисса, осторожно пробираясь к водоему. — Но везение может кончиться в любой момент. Пойдем, тебе тоже будет интересно заглянуть в воду.
— Что за стража? — Мысли у Нламинера совсем перемешались. — Где мы?
Но вопрос остался без ответа. Рисса бесшумно скользнула вперед, мимо расступившихся ящеров. Ступая за ней, он заметил острые шипы, которыми венчались гребни, и содрогнулся. Не хотелось бы разозлить этих забавных существ…
Рисса подошла к водоему, зачерпнула ладонью воды и выпила. Жестом предложила своему спутнику сделать то же самое. Нламинер неохотно подчинился: его магическое чутье было слепо в этом глубоко скрытом месте, и это нервировало его. Становилось ясно, как сильно он зависит от магии. Принюхался. Нет, ничего подозрительного. В конце концов он решился и выпил пригоршню воды.
Ничего не случилось. Только серебряные иголочки принялись покалывать виски. Слегка закружилась голова, и Нламинер уперся ладонями в полированный камень, чтобы не упасть.
Вода неожиданно потемнела, и мгла забурлила в ее глубине.
Вначале был только мрак. Без имени, ощущений и мыслей. Ни времени, ни пространства — лишь кружащаяся тьма и беспомощность. Вечность длилось это непереносимое ощущение, и мгла взорвалась яркой, болезненной вспышкой, выбросив его наружу, опаленного и задыхающегося.
Он стоял на границе тьмы и света; сполохи то и дело разрывали тьму позади, отбрасывая мечущиеся, размытые тени. Голоса, безумные, визгливые и ужасные, разрывали мрак, то ли выкрикивая проклятия, то ли читая невероятно нескладные стихи. Он сделал шаг вперед, но полоса мрака, качнувшись, поползла следом.
— Где я? — сказал он сам себе, и голос неожиданно гулко прокатился по окружающей его пустоши.
Мгла догнала его, и вновь послышался хор голосов… Он то приближался, то отдалялся, но звук его замораживал сердце ужасом.
Он побежал вперед. Мрак, очнувшись от спячки, последовал за ним. Под ногами клубилась едкая коричневая пыль; сухой, лишенный всякой влаги воздух сжигал легкие, но надо было двигаться.
На бегу он попытался понять, как попал сюда, — и не смог. Попытался вспомнить, кто он, — и не нашел имени. Память была пуста. Он осознавал, что думает, но не мог понять, на каком языке.
Хохот родился из пустоты в его памяти, и, оглянувшись, он увидал свою призрачную, прозрачную копию, что едва передвигала ноги, волоча за собой полосу тьмы.
Он остановился и закрыл ладонями глаза. Сердце отбивало глухой ритм, и каждый миг он ждал, когда голоса вновь настигнут его.
Но порыв ветра рассеял иссушающий зной, и земля дрогнула под ногами…
Он шел, не заботясь о том, что его могут заметить, и ножны его меча поблескивали из- под складок плаща.
Волосы были заплетены в четыре короткие косички и скреплены серебряной скобой, символизирующей смертельную месть. Шаги гулко отдавались в пустоте просторного туннеля, и все указывало на то, что цель близка.
…Гнев его был велик, и указание божества было недвусмысленным: настигнуть противника любой ценой. Пощады свыше в случае промаха не будет. Тем не менее все указывало на то, что на сей раз испытывать терпение божества не придется. Знаки на стенах, тепло, что двигалось навстречу из глубин прохода, говорили не менее красноречиво, чем надпись «Твой враг здесь».
И вот потолок принялся вздыматься вверх, стены раздвинулись, и две изящные статуэтки, изображающие танцующих драконов, встали по обе стороны от спускающихся в слабо освещенные глубины горы ступеней. Лестница была колоссальна. Даже самый крупный горный тролль смог бы пройти здесь, не задев макушкой свода.
— Я пришел, — заметил пришелец и выхватил свой меч. Два взмаха — и статуэтки раскололись, осыпаясь блестящим дождем. Левая рука начертала в воздухе затейливый знак — и огонь обволок осколки статуэток, обращая драгоценный камень в отвратительный пепел. Что-то глухо шевельнулось в глубинах, словно сама гора заворочалась во сне, и стихло. Пришелец рассмеялся.
— Я не горд, Ливайер! — крикнул он в распахнувшийся исполинский проход. — Я сам спущусь к тебе, коль скоро ты трусишь.
Он пустился бегом по длинным и прочным ступеням, и светящиеся камни стен отбрасывали зловещие блики на его клинок.
Спустя несколько минут сумасшедшего бега лестница неожиданно кончилась, и просторная комната необъятных размеров раскрылась впереди. Многочисленные черные проходы испещряли стены.
