малюсенькими, можно будет вспомнить и о бутербродах в колином рюкзачке.
Горшочек, выдержав небольшую музыкальную паузу, в ходе которой колокольцы названивали бравурную мелодию, удовлетворенно крякнул:
— От-тлитчно. За четыре человетчьих меню — опустит-те в деньгоприемник четыре золотых.
— Где ж их взять-то?! — вырвалось у Коли.
— Обратит-тесь к писаной инстрюкции.
Похоже, голос внутри 'Алхимика-17' принадлежал все-таки какому-то диковинному автомату, а не существу или призраку, во что уже был готов поверить Денис. Уж больно однообразно горшочек-самовар отвечал на самые животрепещущие вопросы.
'И зачем было заливать, что тут все МакДональдсы бесплатные… ' — разочарованно подумал Денис.
— А вдруг наши обычные монетки подойдут? У кого-нибудь мелочь есть? — спросил Максим шепотом.
— Обманывать нехорошо. Ему же золотые нужны, — тоже шепотом заметила Влада.
— Опустит-те в деньгоприемник четыре золотых, — повторил горшочек-самовар.
Невесть чем закончилось бы дело, если б в домике не появился еще один не вполне обычный пассажир чуда-юда. Впрочем, как выяснилось позднее, никакой это был не пассажир, а корабельный, то есть хранитель всего здешнего имущества и первый помощник капитана!
— Доброго дня, ребятки! — пробасил вошедший.
Влада и мальчики обернулись.
На пороге гостиной стоял человечек. Ростом с полторы табуретки, не больше.
Огромный пунцовый нос картошкой и такого же цвета высокий колпак, щегольски заломленный набок, составляли две главных 'особых приметы' нежданного гостя. Нос был обрамлен наливными яблочками выступающих щек. А глаза еле проглядывали сквозь медно-рыжие космы, спадавшие из-под колпака.
Одет он был в темно-синий камзол, перетянутый поясом с большой пряжкой в виде русалки. Полосатые чулки и громоздкие башмаки дополняли портрет человечка и делали его похожим на самого обычного гнома.
— Ой, кто это?! — растерялась Влада.
— Я-то? — человечек подбоченился, заложив пальцы за пояс. И гордо, как актер, стоящий перед битком набитым залом, изрек: — Я — маэстро Кубеллан. Превыше всего для меня учтивость, горячий грог и мой капитан. Слежу за порядком, устраняю неполадки. Отличаюсь изрядным к иноземным языкам тяготеньем, а потому не извожу чужое терпенье поганым произношеньем.
Действительно, в отличие от горшочка-самовара этот иностранного вида лилипут говорил по-русски очень чисто, без малейшего акцента. К тому же, он еще и рифмы подбирал по ходу дела. Сразу видно — талант!
'Он что, все время стихами заливает?!' — восхитился Денис.
Не то чтобы он не любил стихи. Но гном, мечущий рифмы направо и налево — это уже чересчур!
Коль уж Кубеллан отдельно отметил, что превыше всего ценит учтивость, ребята расстарались как могли.
Они наперебой принялись заверять его, что несказанно рады знакомству и зазывали гостя пообедать вместе с ними. А Влада, всплеснув руками, умилилась:
— Ой, какая у вас русалка на пряжке! Ну вылитая моя тетя Настя!
Ответные комплименты Кубеллан отпустить не успел, потому что горшочек-самовар и не думал униматься:
— Опустит-те в деньгоприемник четыре золотых. В протифном слутчае я буду жалофаться самому маэстро Кубеллану, да-да.
В ответ раздался хохот. Такой громогласный, что маленькое пианино ответило из своего угла гудением басовых струн.
Хохотал, разумеется, и Кубеллан.
Отсмеявшись, он стремительно помрачнел и устроил 'Алхимику' разнос:
— Да здесь я, глупая утварь! Раздухарилась, умная как будто!.. Не помнишь разве, говорил тебе я, что мы везем друзей самого Берендея? Эти молодые господа едут учиться. И не посмей усомниться, что скоро им случится таких как ты, и даже лучше, мастерить. Советую тебе господ не злить. В общем, нос не драть, денег с гостей не брать — говорил ведь тебе с утра, и вот опять!
Ответ был удивительно лаконичен:
— Ньет.
И еще удивительней была та легкость, с которой грозный Кубеллан сменил гнев на милость:
— Не говорил? Склероз, наверное. Работать корабельным — дело нервное. Но все равно: корми от пуза и бесплатно. Тебе понятно?
— Мнье поньятно, — в рифму вздохнул горшочек-самовар. И, сменив тон на официальное скрежетанье 'автомата', потребовал:
— Оттойдитте. Натчинаю готофку.
Кубеллан отошел.
Тотчас дверцы шкафа закрылись. Внутри раздалось нарастающее гуденье, потом — бульканье, тарахтенье, стрекот… В общем, целая кулинарная симфония.
— Минуток пять придется обождать, — сказал Кубеллан, обращаясь к ребятам. — Какие еще будут ябеды? Пожеланья? Мечтанья?
— Мы не ябеды, — обиделся Коля.
— 'Ябеды' значит 'жалобы', — тихонько подсказал Максим.
— У меня есть пожеланье, — нашелся Денис. — Вы не могли бы объяснить, где мы все-таки находимся?
— Как это где? Плывем по воде! На борту 'Веселого Голландца'. Наша левиафан-каравелла, красавица, именно так называется.
— Это я понимаю, что по воде, — досадливо мотнул головой Денис. — Я имею в виду вообще. Что это за море, по которому мы плывем? И как называется остров, откуда мы отплыли?
— Эх, грамотей… Хочешь все знать — расскажи, мол, секрет, Кубеллан, да скорей? Ну а сам ты горазд догадаться, как это море должно называться?
— Я сначала подумал, что мы где-то в Крыму, на берегу Черного моря. Но потом поглядел — вода чересчур чистая. К тому же, этот огромный кит… Или, как вы называете, леве… леви…
— Левиафан-каравелла, — подсказал Кубеллан.
— Ну да. Такие большие животные, по-моему, водятся только возле экватора. Может, мы в Тихом океане? Или в Индийском? Хотя все равно непонятно, как нас занесло в такую даль.
— Я вижу, ты силен в науках и, особливо, в географии. Похвально это. Тем не менее, боюсь я Берендею не потрафить. Не велел Берендей вам сказывать, как море это называется. Но скоро он и сам во всем вам, молодые господа, признается.
— Ну пожалуйста, скажите! Что вам, жалко?
— Мне жалко? Что за ерунда! Слова — не деньги, их я не жалею никогда. Названье, так и быть, скажу вам по секрету. Но больше же — ни слова. Полномочий нету.
— Ну скажите хоть название.
— Море это Перечным всяк капитан зовет. Нерадивым мореходам оно перцу задает!
— Странно, — пожал плечами Максим. — Разве можно море называть Перечным? Оно же соленое, а не острое. А остров как же тогда называется? Горчичным?
— Не угадал названье. Остров именуют просто До Свиданья.
— Это потому, что там все говорят 'до свиданья'? — догадалась Влада.
— Ну да, перед дверью в Закрытку… — пробормотал Денис. — А, кстати, что такое Закрытка? — задал он еще один тревожащий его вопрос.
— Ну это уж тебе видней. Я не был там сто сорок лет и восемьдесят семь дней.
— Сорок лет? — оторопел Денис.
— Сто. Сорок, — гордо отчеканил Кубеллан.
