бомжами нам не хватало.
Гена всё-таки был довольно взвинчен. Сев за руль нашего Опеля, он повернул ключ зажигания, но двигатель никак не отреагировал на это.
– Блядь! – заорал Гена. – Аккумулятор сдох! Я сейчас точно кого-то убью!
Он стал с остервенением лупить по рулю и по приборной панели умирающего железного коня.
– Давай вернёмся и дадим пизды этим бомжарам, а? Ну пожалуйста… – умоляюще попросил он.
– Не надо, не надо, – запротестовал я.
Теперь, когда мы столь ловко раздобыли вожделенный паспорт, я торопился побыстрее убраться отсюда, хоть бы и пешком. Мне не хотелось больше видеть черные пальцы бомжа, сжимающие яйцо и мне хотелось поскорее расстаться с Геной, который уже начал искать себе хорошую драку на сегодня.
– Я сейчас толкну его, заведем! – бодро воскликнул я, выскакивая из «Опеля», Гена и возразить успел.
Упершись руками в капот обесточенной машины, я выкрикивал команды:
– Руль выкручивай! Вот так, теперь влево, еще-еще-еще, так, сейчас вперёд, скорость поставь!
Мне пришлось изрядно попотеть, пока это старое ведро наконец-то завелось на грунтовой дороге. Взмокший, но довольный, я запрыгнул в ожившую машину:
– Ну вот, а ты боялся.
Но Гена и не думал успокаиваться, – ведь сорвался такой шикарный мордобой, он по-прежнему был зол, отчего повёл машину соответственно. Отъезжая, не забыл пустить стружку, подняв ужасную пыль, а выворачивая обратно на улицу Силикатного кирпича, он так резко заложил поворот, что наш «Опель» чуть не развалился, загремев всеми своими кастрюлями.
– Э, э, потише, – попросил я, завалившись набок.
– Всем сосать! – заорал Гена. – Сейчас я их сделаю!
Но «сделать» кого-либо на улице Силикатного кирпича сложно: эта не очень прямая и очень узкая улица имеет всего две полосы, и обе они обычно забиты транспортом под завязку. Обогнать машину здесь практически невозможно, ну, то есть, – желающие это сделать время от времени появляются, но такие попытки обычно попадают в вечернюю сводку ДТП, в раздел «Особо тяжёлые».
Гена вис на бампере замешкавшихся машин и пытался выскакивать на встречную полосу между близко идущими фурами. Никакие уговоры на него не действовали, – в моего друга словно бес вселился. Результат не заставил себя ждать. Каким-то чудом мы без происшествий добрались до круговой развязки, но дальше пробраться храброму «Опелю» было уже не суждено. Впереди нас еле-еле тащилась какая-то «Лада», не то «пятерка», не то «семерка» (нет, все-таки «пятерка»), которая раздражала даже меня, не говоря уже о Гене – тот был просто взбешен. Не имея возможности обогнать эту медлительную каракатицу, мы посылали проклятия на голову и водителя, и создателей этого убожества российского автопрома. «Лада» издевательски сверкала всеми своими корявыми формами, начищенными до блеска, и помахивала участникам движения аж двумя антеннами на крыше. В интерьере салона, кроме обязательного зверька, качающего головой, присутствовали занавесочки в цветочек, прикрепленные к заднему стеклу.
Водитель «Лады», безоговорочно записанный нами в редкостные мудаки, явно принадлежал к числу тех, кто ездят на машине только в теплое время года, а на зиму ставят свою любимицу в гараж на подъемник, – «чтобы пружины отдохнули».
«Пятерка», управляемая никуда не спешащим водителем, никак не могла решиться выехать на круг, пропуская и пропуская все возможности. Гена, уже порывался выскочить из нашего «Опеля», дабы разобраться с жигулевским шумахером, но произошло чудо – «Лада», качнувшись, тронулась с места.
– Ну наконец-то! – Гена нажал педаль газа и повернул голову, проверяя, нет ли помехи слева. Неизвестно, что напугало тугоумного водителя «Жигулей», но тот вдруг ударил по хорошо отрегулированным тормозам, и пятая модель встала как вкопанная. Я все понял сразу, но не успел произнести ни слова, Гена все понял через секунду, когда вернул голову в прежнее положение. Он тоже резко ударил по тормозам, однако те, как и было обещано, «встали колом», и наш «Опель», неотвратимо, въехал в зад «пятерке».
Удар получился громким, зазвенело разбитое стекло. Мы дружно выругались.
– Ну все, пиздец ему! – закричал Гена, выскакивая из машины. Я продолжал сидеть внутри, беззвучно матерясь и наблюдая, как мой друг прыгает вокруг «подбитой» нами машины, дергая ручку водительской двери и поливая водилу отборным матом. Но все двери «пятерки» были предусмотрительно заблокированы, а водитель что-то бурчал в ответ, грозя пальцем через стекло.
Немного успокоившись, Гена принялся оценивать причиненный столкновением ущерб; я вышел наружу и присоединился к осмотру. Результаты аварии оказались плачевными для нас: перед престарелого «Опеля» разбился полностью и все фары высыпались на асфальт. Сам по себе удар получился несильным, но у нашего видавшего виды авто перед наполовину состоял из шпаклевки, грунтовки и проволочек, скрепляющих отдельные его части. Естественно, всей этой хлипкой конструкции многого не требовалось. «Пятерка» же, оснащенная фаркопом, особо не пострадала, – так, небольшая вмятина и пара царапин.
– Твой чувак, однако, расстроится, – заметил я.
– Да пошел он на хер со своими тормозами, колом встающими! – зло выговорил Гена. – Чудо, что мы вообще до сюда доехали на таком говне. Этой тачке уже лет сто как на свалке валяться надо. Пусть не подсовывает всякую хуйню!
Я не стал комментировать Генин стиль вождения. В данной ситуации были виноваты все кто угодно: водитель «Жигулей», хвостатый парень, но только не Гена. Я решил сразу же перейти к делу:
– Слушай, ну надо как-то разруливать мирно. Нам тут менты и мордобой совсем ни к чему. Давай-ка я поговорю с дедом, а ты отдохни в сторонке. Ну или в машине посиди.
На удивление послушно Гена поплелся к раненному «Опелю», бросив напоследок:
– Пусть только залупаться начнет…
Тем временем, водитель пятёрки, возраст которого идентифицировался как район семидесяти, уже вылез из своего сокровища и осматривал повреждения. Нагибаясь к бамперу, он издавал неприятное кряхтение и тяжело дышал.
– Ну што вы, молодые, што носитесь… што? – Он еще и шепелявил, половину слов было не разобрать. Более того, как и все люди с неприятным запахом изо рта, он любил много говорить придвинувшись к вам вплотную.
Я брезгливо воротил нос, размышляя о том, как бы поскорее закончить этот, столь неприятный диалог.
– Вот видишь, что же ты так резко тормозишь-то, – начал я, – нельзя же так резко…
– А диштансию для чего держать надо? – воскликнул старый пердун и углубился в рассуждения о том, что с места надо трогаться плавно, а не рвать, как сумасшедшие, что надо держать дистанцию и что мы, молодые, ничего не видим и носимся как угорелые, а в результате две машины побитые: наша и, главное, его ласточка.
Разговор ходил по кругу: «дистанция», «молодежь», «нельзя», «вот раньше», «дистанция»… И перед началом очередного круга он разводил руками: «Ну как же так!»
– Не, ну мы, конечно виноваты… – вставил я, думая задобрить деда.
– А ка… а как же! – аж захлебываясь проговорил он. – Кунешно, виноваты. А как ты думал?!
И опять начал про дистанцию. Я уже пожалел, что Гена так и не набил ему морду в первом благородном порыве.
– Да-а-а, – протянул я. – Слушай, отец, ну раз уж так вышло, давай мы тебе компенсируем. А то мы, действительно, торопимся. А вызывать кого-то – это долго будет.
– Торопитесь все… Куда торопитесь? Молодые, куда вы все время торопитесь? Аккуратно же надо, – начал дед, грозя вернуться к своей любимой теме про дистанцию. Я его оборвал:
– Да у тебя там царапина, ерунда, в основном-то мы пострадали…
– Как ерунда? – преисполненный праведного гнева дед придвинулся ко мне, дыша смрадом. – Какая царапина?! Посмотри: бампер помялся, хороший бампер был, где я тебе такой возьму? Щас же все из пластмассы делают, вон у вас: чуть задел – и вдребезги. А здесь? Это ж надо выравнивать, красить… Знаешь, какие щас цены в сервисах?
Он непереставая гладил грязным пальцем царапины и вмятины на бампере.
– Ну сколько? Давай мы заплатим, – лихо предложил я, вспомнив, однако, что у меня, всего лишь, сорок
