потом исчезает. Субъект с чемоданом тоже пройдет через весь фильм, занимая в сновидениях героя его любимое кресло в доме. Авранш видит во сне много знакомых ему людей, которые охотно ему рассказывают, что спали с Донасьенной… Бредовый характер ситуаций, в которые попадает Авранш (повторяю: во сне), не переставая поглощать любимое пиво и твердя: «Я не алкаш, я пью потому, что несчастен», постепенно начинает проявляться со всей очевидностью. Неумолимая логика автора связывает разные события, происходящие с Авраншем во сне, с его настоящей историей человека, разочарованного в жизни и готового в отчаянии покончить с собой. В сущности, все, что говорит ему во сне Донасьенна, – это еще одна (возможная) история о них обоих. Он же твердит ей, что уже много лет хотел откровенно поговорить с ней и почему-то не решался, что любит ее, любит детей и мечтает о том дне, когда она начнет улыбаться. Это, мол, будет самый прекрасный день в его жизни. А пока он продолжает копаться в себе, позволяя Донасьенне нелицеприятно высказываться на его счет.
Во сне многочисленные персонажи называют его Авраншем, тогда как жена действует под вымышленным именем. Но это все та же история о двух любящих супругах, которые пытаются понять причину возникшего между ними охлаждения. Проснувшись по прибытии поезда и увидев приехавших его встречать четырех друзей (фигурирующих в том же составе, что и во сне), он сначала не сразу врубается в действительность. Они отвозят его домой. Авранш нерешительно входит к себе и видит в полумраке сидящую на диване Женевьеву. Их нежными объятиями и завершается картина. «Хозяин вернулся», – скажет служанка тому самому, с чемоданом, который тихо выскользнет за дверь…
Даже в таком беглом пересказе видно, насколько не похож этот фильм Бертрана Блие на те, в которых Делон снимался до сих пор. Режиссер сам называл действие фильма «спуском в ад», а также «совершенно безумным приключением». Возможным, добавим, только во сне.
Ален Делон постепенно ощутил прелесть своей роли и с увлечением играл человека, который во сне ведет себя совершенно иначе, чем наяву. На этом несходстве построены были комедийные сцены. Сначала зрители решали проблему: действительность или вымысел то, что они видят на экране, не бред ли это сумасшедшего? А когда постепенно, как говорится, врубались в созданные фантазией автора ситуации, начинали веселиться. Колоритный, как обычно, очень сочный у Б. Блие диалог добавлял новые краски картине, герой которой говорит о себе (как это вообще присуще часто самому Алену Делону в жизни) в третьем лице.
Фильм начинался фразой «Это история человека, который едет в поезде», произносимой самим Авраншем и которую потом повторяют другие персонажи. Режиссер умело вставляет в этот «сюр» короткие репризы, которые и складываются в стройную и логическую историю любви, «нашу историю», то есть историю, которая может произойти с каждым – с вами, с нами, с ними.
Во время съемок между режиссером и актером-продюсером было полное взаимопонимание. Делон чувствовал, что роль у него получается. Пресса с интересом следила за ходом съемок, печатала информации. Все ждали, что же получится у этого тандема? Видя, что актер захвачен ролью, что он легко отбрасывает присущие ему штампы, коммерческие стереотипы, камера Бертрана Блие пристально всматривается в его глаза. Редко найдется фильм с участием Делона, где у него было бы столько крупных планов. Мол, смотрите, каким может быть актер, если захочет. Не меняется только его походка, как, впрочем, не менялась у Жана Габена: его всегда можно было узнать со спины. Наблюдать за Делоном в этом фильме такое же удовольствие, как за Жераром Депардье в «Вечернем платье» того же режиссера. Скажу больше: «Наша история» открывала перед Аленом Делоном новые горизонты. В том числе снова у Бертрана Блие. Но он у него снялся только в 2000 году в маленькой роли самого себя в картине «Актеры».
А тогда это не случилось.
Дело в том, что у Алена Делона всегда были довольно сложные отношения с прессой, точнее – с ее критическим «отсеком». Он неизменно подчеркивал, что для него важнее мнение публики, а не критиков. Совсем пренебрегать прессой он, впрочем, не решался. Давал интервью, позволял журналистам приходить на съемку. Но в отличие от других продюсеров не показывал им предварительно свои картины. Не показал и «Нашу историю». Это было его право. Бертран Блие огорчился, Ален Сард тоже, но оба конфликтовать с ним не стали. Однако эта позиция в данном случае лишь разозлила журналистов, составлявших большинство отборочной комиссии для Каннского фестиваля. Ален Делон знал, что Бертрана Блие жалуют на набережной Круазетт, где расположен Дворец фестивалей. Он был совершенно уверен, что их детище пригласят и так, без всяких осложнений. И просчитался. Отборочная комиссия отдала предпочтение куда более слабым фильмам, как, например, «Пиратке» Жака Дуайона.
Перед Аленом Делоном было несколько вариантов поведения в сложившейся ситуации. Несправедливость отборочной комиссии выглядела совершенно очевидной, и хотя он был обижен, тем не менее мог занять позу оскорбленного достоинства, промолчать, отдав картину Блие на суд зрителя: сами решайте! Ему было так просто сказать, что он выше столь очевидного пристрастия к нему, что это не помешает ему и впредь делать «достойные фильмы», а не только «обреченные на успех». Вероятно, его бы поняли.
Но он предпочел действовать по другому сценарию, решив публично разгневаться на журналистов, на отборочную комиссию, на дирекцию фестиваля. В интервью еженедельнику «Франс-Суар магазин» он поносил министра культуры Жака Ланга («раз он там хозяин») за то, что с ним, Делоном, «легендарной личностью французского кино», так гнусно обошлись, называл членов отборочной комиссии выразителями «интеллектуального убожества». При этом он наивно не скрывал, что участие в конкурсе фестиваля ему нужно не для премии, а для рекламы своего «продукта». Ему нужно было, чтобы на афише значилось: «Отобранный на Каннский фестиваль», что, как правило, подстегивает интерес лишних тысяч зрителей. Кроме того, ему был нужен «поток информации» о фильме во время фестиваля в печати и на всех каналах телевидения. Наконец, он прекрасно понимал, что жюри вряд ли сумеет обойти вниманием картину Б. Блие.
Естественно, принимая участие в так называемом «promotion», то есть продвижении картины на экран, он выступил в передаче первого канала ТВ «Кино, кино» до того, как разгорелся скандал с отборочной комиссией. Делон откровенно признавался, что понимает опасность, которую несет смена «имиджа». Был непривычно скромен в ответах на вопросы и тем снискал симпатии многих телезрителей. Но после того, что последовало, и его высказываний в печати отношение к нему изменилось. Журнал «Премьер» писал: «Филиппика Делона вызывает чувство неловкости. И не потому, что он в который раз говорит о себе в третьем лице, называя „легендарной личностью“… Вот уже какой год он талдычит, что вердикт выносит не художественная интеллигенция (читай: журналисты, жюри. –
Понимая это, Ален Делон соглашается дать «эксклюзивное» интервью ведущей второго канала ТВ («А- 2») популярной Кристин Окрент. Та задает ему разные вопросы, в том числе о его политических симпатиях, в частности к пресловутому лидеру архиреакционного Национального фронта Ле Пену. Делон признается, что всегда был правым, что всегда был антикоммунистом. До поры до времени он старается соблюдать правила игры и не реагировать на подкалывания «королевы Кристины». Но она явно решает вывести его из себя. Говорит, что он «теряет скорость», позволяет себе усомниться в правильности избранного им пути. Ален Делон срывается. Он становится груб, нетактичен с дамой. Вся Франция видит, как он глупо себя ведет. Кристин Окрент сухо парирует и свертывает интервью. Даже безусловные делонистки не скрывают своего разочарования. Вот когда особенно наглядно проявилось отсутствие у их кумира хорошего воспитания! Даже
