Ален Делон без маски

Приложение

Откровения Делона Десять интервью

Ален Делон не был обделен вниманием печати. О нем написано десяток книг, ворох статей, опубликовано множество интервью. Я выбрал лишь некоторые из них, чтобы дополнить свой рассказ о жизни и фильмах французского актера.

Всегда быть профессионалом[2]

– Ален Делон, есть одно слово, которым вы часто пользуетесь сами применительно к своей карьере актера и продюсера, – это слово «профессионал». Как вы определяете профессионализм в кино?

– Быть профессионалом в кино, значит быть просто профессионалом. Мне нравятся профессионалы как в кино, так и повсюду. Профессионал – это некто, кто отвечает за свою профессию, это человек, обладающий «профессиональным умом» в своей профессии. Это означает не только вовремя приходить на работу, но и понимать разницу в своем положении и других, выступать против узурпировавшей власть иерархии, знать, кто есть кто, кто что делает, кто настоящие творцы, настоящие авторы. Вот именно: быть профессионалом – значит уметь понимать разницу между ними.

– Ваша работа принесла вам известность, деньги. Принесла ли она вам счастье?

– Это верно, работа принесла мне большое удовлетворение. Теперь я не знаю, на какое место вы ставите в профессиональном или экстра профессиональном смысле счастье. Для меня счастье это вещь, которая не существует, это моменты в жизни, которые испытываешь либо во время работы, либо с кем-то, кто разделяет с тобой жизнь, либо с ребенком, друзьями… Но этим мгновениям я обязан не профессии, я сам их «формую», а также я сам могу их разрушить. Так или иначе, но я скорее всего имею тенденцию быть неудовлетворенным. Это вопрос темперамента, натуры. Да к тому же за удовлетворением часто следуют скука и рутина. А я это ненавижу.

– Чтобы оценить эти мгновения счастья, о которых вы говорите, каковы же те качества, которые вы ищете у других?

– От своих сотрудников в работе я требую быть такими же профессионалами, каким являюсь сам, но обычно такой вопрос не возникает, ибо я сам их подбираю. Это люди, которых я знаю много лет и которым доверяю, они работают в моем ритме. В своей личной жизни я требую от женщины, с которой живу, чтобы она была женщиной, а от моего сына – быть сыном, любящим своего отца и уважающим его в той же мере, как я его люблю и уважаю его самого.

– Говорят, вы очень требовательный человек, почти диктатор. Что вы на это скажете?

– Я Скорпион, у меня страстный, мерзкий характер, что как раз имеет множество последствий… Если вы это называете «быть диктатором», тогда я согласен, но лучше сказать, что моему характеру свойственны некоторые колебания, но они очень разные, весьма изменчивые. Что правда, то правда: я суров с окружающими меня людьми, с теми, кто работает со мной, но могу сказать, что столь же суров к самому себе. Это не извинение, но все равно смягчающее вину обстоятельство. Мне хочется, чтобы все в работе определялось профессионализмом. Это, стало быть, не каприз, как и не попытка доставить себе удовольствие. Я главным образом люблю свою работу и стараюсь делать ее как можно лучше.

– На вас не так уж просто произвести впечатление, Кому-либо из ваших коллег это удалось сделать?

– Да, некоторым актерам это удалось. Это Жан Габен, например, Ширли Мак-Лейн или Барт Ланкастер. Но вовсе не потому, что у них уже было имя. На меня производили впечатление и маленькие, незнакомые актеры. Габен произвел на меня впечатление не потому, что был Габеном, а Барт Ланкастер – «знаменитым» Ланкастером, хотя я многие годы следил за их карьерой. По-настоящему это случилось тогда, когда я играл с ними вместе и когда убедился, что рядом с ними все становилось иначе. Помнится, мне случалось во время съемки остановиться – я переставал играть – настолько оказывался под впечатлением от Габена. Вот эти-то переживания и оставили свой след в моей душе потому, что я их пережил очень интенсивно. Мне просто трудно сегодня поэтому объяснить свое восхищение этими потрясающими актерами. Я был также под впечатлением от Роми Шнайдер, когда играл с ней на сцене «Как жаль, что она шлюха» Джона Форда. Она была незабываемой.

– Вы говорите о крупном театральном событии, когда вы играли в спектакле, поставленном Лукино Висконти. Намерены ли вы вернуться в театр, хотя, увы, нет больше Висконти?

– Нет Висконти, но есть другие крупные мастера. Естественно, я вернусь на сцену, когда страстно влюблюсь в какую-нибудь пьесу. Не вижу для этого никаких преград. Ничто меня не удержит. Разве что время, точнее – нехватка времени. В тот день, когда у меня будет время, понравившаяся пьеса и режиссер, я наверняка вернусь в театр.

– Раз мы заговорили о профессии актера в момент, когда актеры требуют права на труд и его страхование, считаете ли вы, что это такая же профессия, как и любая другая?

– Все работающие должны находиться под защитой и пользоваться поддержкой, когда нужно. Мне представляется, что вопрос об актерах неверно поставлен. Во Франции, скажем, не хватает работы для всех актеров, ее нельзя придумать для всех. А в рядах актеров нет понимания критериев. Если я хочу быть журналистом или техником, для этого требуется выполнение минимума требований. Нельзя родиться техником, невозможно импровизировать на журналистском или коммерческом поприще. Требуется минимальная подготовка и учеба. Зато достаточно при наличии хорошей фотографии отправиться к импресарио, и вы станете актером. В настоящий момент рынок открыт для любого, и в будущем году у нас может оказаться 150 тысяч актеров, через десять лет – 300 тысяч. Но 300 тысяч никогда не смогут получить работу. Я однажды уже пояснял, что недостаточно купить фотокамеру «Никон», чтобы стать фотокорреспондентом, этой профессии тоже надо учиться. Когда будут определены критерии, появится вступительный экзамен с необходимым отсевом, тогда, вероятно, будет меньше актеров… но зато хватит работы для всех.

– Считаете ли вы, что условия работы актеров изменились по сравнению с тем, что было, когда вы дебютировали?

– Нельзя сказать, что существуют трудности на уровне условий труда. Но как можно говорить об условиях труда, когда речь идет об актере? Это совершенно особая профессия: у нас нет регламента в работе, мы снимаемся по ночам, утром, днем, мы разъезжаем… Однако условия работы нормальные.

– Если бы вы не выбрали эту профессию, какую вы предпочли бы ей?

– С тем же пылом и страстью я бы занялся политикой либо, в совсем иной плоскости, стал бы высококлассным спортсменом.

– И в обоих случаях, для того, чтобы выиграть, чтобы достичь вершины?

– Я занимаюсь лишь теми вещами, которые позволяют мне достичь вершин. Я не из тех, кто проигрывает. Если я что-то делаю, то не для того, чтобы проиграть.

– Вернемся в кино, но, если позволите, не к Алену Делону-актеру, но продюсеру фильмов, коим вы также являетесь.

– Фильм не делается с помощью улыбок, обещаний, а при наличии денег, а эти деньги дорого стоят. За деньги надо платить, их приходится занимать у людей, готовых их дать кинематографу – будь то банки или частные инвесторы. Снимать фильмы, стало быть, дело трудное и рискованное. Поэтому я не верю в так называемое «национальное» кино, ибо бюджет фильма предусматривает его амортизацию. Я считаю, что кино должно проникать через границы, а тут как раз все дело в сюжете.

– Как вы реагируете перед лицом провала фильмов, в которые вы верили, скажем, киноленты «Господин Клейн»?

– Скажу так: мне бывает при этом грустно. Если такой значительный по своей режиссуре, своему постановщику, сюжету и актерскому исполнению, по своим художественным достоинствам и смыслу фильм, как «Господин Клейн», не встречает заслуженного приема, я начинаю испытывать страх и невольно задаю себе вопрос: «Что мне делать?» Между Делоном-актером и Делоном-продюсером всегда возникает конфликт. Бывает, что мне говорят: «А вам не надоело делать фильмы про гангстеров?» – и я, стало быть, делаю что-то другое. А когда я делаю другое – «Господина Клейна», «Учителя» («Первая ночь покоя»),