акцента Люциана практически не осталось и следа, о чем Дейзи очень жалела.
— Я все равно собирался избавиться от этого костюма, — сообщил он. — Фасон устарел, не так ли?
А жаль. Покрой этого зеленого фрака творил чудеса с его плечами, а что до его панта… — Дейзи перебила себя, пока ее мысли не вышли из-под контроля, но проиграла борьбу с желанием взглянуть, как панталоны облегают его бедра.
Перехватив направление ее взгляда, Люциан радостно улыбнулся:
— До чего же вы наблюдательны.
— Простите меня. Я очень расстроена, что испортила ваш костюм, — сказала она, чувствуя, как пылают щеки. — Я веду себя как какая-нибудь глупая дебютантка.
В двадцать один год Дейзи была настоящим «синим чулком».
— Будь вы дебютанткой, я бы вас запомнил, — сказал Люциан.
Дейзи в этом усомнилась. Тем более что он до сих пор не узнал ее, по крайней мере виду не подал. Хотя наверняка в ней сохранилось некоторое сходство с той девочкой, которая много лет назад ходила за ним по пятам, как щенок. Его семья провела в Драгон- Кэрне всего неделю, но эта неделя стала самой огорчительной, самой замечательной и самой запоминающейся неделей в ее юной жизни.
— Но если хотите моего совета, — продолжил он, — ваши шансы остаться незамужней значительно снизятся, если вы попробуете не опрыскивать чернилами мужчин, которых встречаете.
— Может, мой выбор как раз и состоит в том, чтобы не выходить замуж, — нахмурилась Дейзи.
Но при виде его ослепительной улыбки больше не могла сердиться. Люциан относился к тому типу мужчин, которым женщины за улыбку прощали все.
Дейзи не проронила больше ни слова и отошла от витрины с фаллической лампой.
Люциан окинул взглядом пустынный выставочный зал. В нем не было ни души.
— Похоже, нас никто не может представить друг другу, как того требуют приличия, так позвольте мне самому представиться.
Еще одно доказательство того, что Люциан ее не узнал. Дейзи испытала разочарование.
Все эти годы она хранила в памяти его образ, а он совершенно забыл о существовании Дейзи Элизабет Дрейк. С трудом сдерживая негодование, она попятилась, чтобы быть подальше от Люциана.
Но не успела сказать, что Люциан хорошо знает ее имя, как дверь позади нее распахнулась, ударив Дейзи пониже спины, и тут же закрылась, когда тот, кто ее открыл, понял, что кого-то ударил. Дейзи покачнулась, упав в объятия Люциана.
И тотчас оказалась в плену его мужского запаха: сандалового дерева и мыла. Мускулистая грудь под ее расставленными пальцами была твердой как камень. У нее перехватило дыхание.
— Вы пострадали, мисс? — спросил Люциан.
— Только моя гордость.
Дейзи попыталась высвободиться из его объятий, но Люциан не отпускал ее.
— Кажется, у нас есть еще одна жертва, — сказал он.
Люциан посмотрел на ее декольте, где отпечаталось чернильное пятно с его рубашки и жилета, испачкав ее бледно-голубой корсет и грудь.
— Жаль. Алебастровой груди не идет черный цвет. — Он провел пальцем по кружевной пене, обрамляющей вырез, который Дейзи считала скромным. Надо это учесть, подумала она. — Увы, я забыл свой носовой платок, иначе ответил бы такой же услугой, какую вы оказали мне, и попытался бы стереть чернильное пятно.
Дверь за ее спиной приоткрылась, внутрь заглянул джентльмен с моноклем, который помахал Люциану рукой.
— Так вот вы где, Ратленд. Мы вас ждем.
Вздрогнув, Дейзи отскочила от Люциана. В джентльмене она узнала сэра Алистэра Фицхью, руководителя Общества антикваров. Она несколько раз обращалась к нему с просьбой принять ее в общество, но сэр Алистэр каждый раз отказывал ей, потому что она женщина. Окинув ее быстрым взглядом, Алистэр Фицхью вновь переключил внимание на лорда Ратленда.
Племянница барона мало значит рядом с виконтом, решила Дейзи.
При виде большого, странной формы чернильного пятна на одежде Люциана у Фицхью выскочил монокль и повис, болтаясь на серебряной цепочке.
— Боже милостивый, что с вами случилось, старина?
— Это… — начала Дейзи.
— Всецело и полностью моя вина, — договорил за нее Люциан. — Сейчас буду, Фицхью. — Люциан повернулся к Дейзи: — Может, теперь, когда меня представили…
— Постойте, — перебила его Дейзи, придя в изумление, поскольку ожидала, что дискуссию будет вести какой-нибудь сухарь из оксфордской профессуры. — Это вы докладчик?
— Когда мне позволяют, — кивнул он с кривой усмешкой.
Дейзи прижала к губам кончики пальцев. Когда это Люциан успел стать экспертом по римской античности? Вернее, по утраченным римским сокровищам.
— Как я уже говорил, надеюсь, мы продолжим нашу дискуссию позже. Мне было бы интересно узнать, что еще столь очаровательная молодая леди считает… любопытным в этих скучных коридорах. — Он поднял с пола свой саквояж, шаркнул ногой и озорно улыбнулся: — А на ваш вопрос я отвечу отрицательно.
— Отрицательно? — Дейзи нахмурилась.
— Это не натуральный размер.
Глава 2
— Неслыханная дерзость! — бросила Дейзи вслед удалявшемуся Люциану.
У него хватило наглости истолковать ее стремление к знаниям как нечто неприличное.
Конечно, он мог возразить, что это она сама начала, когда спросила, натурального ли размера эта чертова лампа. В свое оправдание она могла бы сказать, что считала, что разговаривает сама с собой.
Да что с него возьмешь? Такой подслушает и глазом не моргнет.
Невыносимо самодовольный тип.
В довершение ко всему темноглазый дьявол не счел нужным пригласить ее послушать его лекцию! Он ничем не лучше остальных членов общества.
К тому же совершил еще один непростительный грех — не узнал Дейзи.
До этого сэр Алистэр отказался впустить Дейзи в лекционный зал. Изучение античных находок — это слишком «приземленный» предмет для молодых леди, заявил он ей. Теперь, узнав, что докладчик — всего лишь Люциан Боумонт, Дейзи решила вернуться в дом своей двоюродной бабки.
Но дверь в лекционный зал за Люцианом не заперли, а Дейзи была не из тех, кто упустит свою возможность. Быстро окинув коридор взглядом, чтобы убедиться, что ее никто не видит, она приоткрыла дверь и проскользнула в узкую щель.
Весь последний ряд оказался пустым, и она тихонько села, надеясь, что никто ее не заметит. А когда увидела выставленную на помосте мозаику, то и вовсе уверовала, что никто не обратит на нее внимания.
Мириад крохотных цветных плиточек сохранился почти в неприкосновенности. Даже издали, со своего места, она видела, какая превосходная это работа. Дейзи сразу поняла, почему эту мозаику не выставили на всеобщее обозрение. Предмет обсуждения шокировал бы и матроса, а поскольку она выросла в семье пирата, хорошо разбиралась в подобного рода вещах.
Работа была величиной с пивной бочонок из паба. Снаружи по периметру круглой мозаики были изображены полуголые фигуры в странных позах: некоторые согнутые, некоторые с переплетенными конечностями. Отдельные группы состояли из трех, а не из двух человек.
Прищурившись, Дейзи пожалела, что не прихватила с собой лорнет бабки Изабеллы, и переключила внимание на более крупное изображение в круге.
Центральная фигура изображала мужчину. Его спокойные римские глаза взирали на мир с веселым интересом. Уголки его рта были слегка приподняты. Он стоял в горделивой позе. Короткая туника открывала мускулистые ноги.
Из-под туники торчал член, способный посрамить жеребца дяди Гейбриела. Длиной в предплечье человека и почти такой же толщины.
«Хм. Бьюсь об заклад, что и это не натуральный размер, — подумала Дейзи, неловко заерзав на месте. — Такой, скорее проткнет, чем доставит удовольствие».
Дейзи частенько пробиралась тайком в библиотеку Изабеллы, чтобы почитать сборник любовной поэзии. Совсем недавно она обнаружила неопубликованные воспоминания мадемуазель Бланш Латур, французской куртизанки, которая вела соответствующий образ жизни не только в будуаре, но и за его пределами. Мадемуазель Латур не страдала скромностью в описании своих подвигов, так что познания Дейзи в этой области человеческого поведения в значительной степени превосходили ее собственный опыт.
Дневник она читала медленно, обращаясь за помощью к Нанетте, французской горничной бабушки, когда собственных знаний французского по этому предмету ей не хватало. Нанетта оказалась кладезем информации. Дейзи представить себе не могла, сколько всего можно совершить с помощью языка.
Одернув себя, Дейзи прервала ход своих грешных мыслей. Люциан начал доклад.
— Эта мозаика была обнаружена в поместье моего отца, на руинах дворца римского проконсула, в чем я полностью убежден, — сказал Люциан. — Только местный губернатор мог заказать подобную работу.
— Почему вы так думаете? — спросил один из слушателей. — По-моему, любой человек со средствами мог пожелать изобразить себя в образе Приапа. Я бы и сам не отказался повесить нечто подобное на стенах будуара.
Раздались смешки.
— Искусство фаллического культа всегда было популярно, лорд Брамли, но только человек большого политического влияния мог устроить
