правда.
Хотя может помочь делу. Алистэр поднял кружку:
— Значит, за короля.
Не имея в виду немецкого узурпатора.
Брамли сжал губы и окинул его мрачным взглядом. Наступил решающий момент, и негодяй это знал. Лорд Брамли сделал глубокий вздох. Стоит присягнуть, и пути назад не будет.
Алистэр обрабатывал несчастного лорда уже много месяцев, соблазняя картинами того, какой станет его жизнь без тяжелого на руку короля Георга. Бедняге не придется пресмыкаться перед влиятельной женой из-за каждой ерунды. Яков Стюарт, возведенный по праву происхождения на трон, щедро вознаградит всех, кто поможет ему восстановить справедливость, и откроет лорду Брамли свободный доступ к бездонным карманам его супруги.
И тогда ее отец ничего не сможет поделать.
Брамли поднял кружку:
— За короля.
Чокнувшись, они выпили. Горький вкус эля был для Алистэра все равно что вкус материнского молока. И то, что удалось заручиться поддержкой лорда Брамли в столь славном деле, лишь усилило удовольствие.
— Что думаете насчет сделанного сегодня утром заявления лорда Ратленда?
— Насчет римского сокровища? Бесплодная затея, если хотите знать мое мнение, — ответил Брамли.
— Может, не такая уж бесплодная. — Обхватив ладонями кружку, Алистэр уставился на темную жидкость, как цыганка, гадающая на кофейной гуще. — Его античные находки выглядят убедительно.
— И что?
— А то, что могут обернуться кругленькой суммой, если все это правда, — объяснил Алистэр, — Я провел сегодня кое-какое расследование. У меня есть приятель, который преподает в Оксфорде на кафедре античности. Мы случайно встретились с ним в городе! Ученые считают, сказал он, что жалованье римского легионера составляло один серебряный динарий в день. Умножьте на триста дней в году, по календарю древних.
— Полагаете, меня вдохновят три сотни серебряных монет? Какая чушь!
— В какой-то момент число римских солдат на нашем острове достигало пятидесяти пяти тысяч, — уточнил сэр Алистэр, вскинув бровь. — Может, дать вам перо и чернила, чтобы произвести подсчеты?
По тому, как дернулся кадык Брамли, было видно, что он в уме прикинул, какая получится цифра.
— Боже праведный!
— Вот именно. Только представьте, что мы сможем сделать с миллионами в римском серебре. Обладай мы такой суммой в пятнадцатом, восстание не провалилось бы, — заметил Алистэр.
Шотландское восстание 1715 года встретило жестокое сопротивление англичан, которые предпочитали видеть королем непреклонного немецкого протестанта Георга I, а не его католическое величество Якова Стюарта. Алистэра ничуть не заботило вероисповедание его монарха, но его шотландская кровь требовала шотландского короля. И теперь, когда первый Георг умер и был забыт, второй представлялся еще менее приятным, чем его предшественник.
— Если римское сокровище существует, оно может целиком пойти на реставрацию, — произнес Алистэр. — У армии большие потребности, вы же знаете, — добавил он с сильным шотландским акцентом.
Обычно он тщательно следил за своим произношением, но когда предмет разговора его захватывал, то его шотландское происхождение вылезало наружу.
— Война — грязное дело. У кинжала убийцы — одна потребность, — сказал Брамли.
— Далеко идущее мышление. — Шотландец поднял кружку в знак одобрения. — Но для этого нужно, чтобы рука, приближенная к королю, хотела взять этот клинок. Связи вашей жены делают вас вхожим в круг короля, а значит, подходящим человеком для выполнения работы. Если вы чувствуете себя готовым к ней, мы можем сохранить львиную долю римского сокровища и заслужить благодарность истинного короля за свержение узурпатора. Но убить короля, даже фальшивого, — трудное дело. — Алистэр подался вперед, сверля Брамли взглядом. — У вас хватит решимости, старина?
Брамли опустил глаза.
— Ладно, — проговорил Алистэр. Даже слабый эль был лучше, чем его полное отсутствие. — Посмотрим, сможем ли разузнать правду о римских монетах Ратленда. Если сумеем стянуть сокровище у этого щенка, то уже многое сделаем для короля Якова Стюарта. К тому же у меня есть еще одна или даже две новых идеи.
И еще один несчастный английский лорд, которого, кроме Брамли, Алистэр считал созревшим, чтобы втянуть в свои сети.
Глава 7
Человек оспорит это своим гаснущим дыханием, но в своем тайном сердце он живет, чтобы быть обманутым.
— Простите, милорд. — Эйвери, стареющий дворецкий поместья, перегнулся через край ямы, насколько позволяла ему его пораженная артритом спина. — Прибыл… ваш новый партнер. Ждет вас в гостиной.
Люциан вытер вспотевший лоб. Вдвоем с Перси, помощником конюха, они значительно углубили яму и теперь достигли уровня, где пришлось, отложив лопаты, вооружиться щеточками, чтобы не повредить острыми краями хрупкие находки.
— Она здесь? Она же собиралась прислать агента? — Набросив на плечи рубашку, Люциан повернулся к парню, вместе с которым копал: — Продолжай работать щеткой, Перси. Если что-то найдешь, не пытайся вытащить. Я скоро вернусь.
Люциан поднялся по приставной лестнице наверх и зашагал в направлении отцовского дома. На таком расстоянии прохудившаяся крыша и запущенный сад не так бросались в глаза. Монтфорд страдал не столько от недостатка внимания, сколько от недостатка средств. Не так уж много оставалось у них денег после удовлетворения самых необходимых нужд, чтобы заменить черепицу или позаботиться о розах.
Но Люциан сделает все, чтобы это изменилось. Рано или поздно Монтфорд будет принадлежать ему, и хотя он не урожденный англичанин, у него достаточно английской крови, чтобы гордиться этим местом.
Он родился в Италии, на родине своей матери. И первыми его воспоминаниями были пронизанные солнцем дворцы и запах теплой, плодородной тосканской земли. Он любил пологие холмы и круглого маленького ослика, на котором дед разрешал кататься, когда ему удавалось поймать упрямое животное. Его английский отец, получив графский титул, настоял на том, чтобы семья вернулась в Англию и вступила во владение своими землями. Люциан был в восторге от идеи поехать на далекий Британский остров.
Но его мать ненавидела грубый серый камень Монтфорда после теплого охристого мрамора изысканной виллы его деда. Ей не хватало золотого света ее родины. И от сырой английской погоды в ее нежной груди жительницы Средиземноморья поселилась болезнь. Не прошло и нескольких месяцев, как Люциан вдвоем с отцом похоронили ее под свинцовым английским небом.
Примерно в то же время отец Люциана потерял свое состояние.
Люциан иногда любил представлять, что его итальянские корни в конечном счете спасают их. В то время как выжить в настоящем им помогало мизерное вспомоществование деда. Римские реликвии, найденные Люцианом, были будущим Монтфорда. Украшенные орнаментом камни, торчавшие из земли на дальнем краю луга, оказались капителями вертикально зарытых дорических колонн. И служили также доказательством того, что итальянцы были здесь гораздо раньше его английских предков. Его отец проследил свою родословную линию только до Нормандского завоевания. Люциану не давала покоя мысль, не связан ли он как-то более старыми кровными узами по матери с римлянами, основавшими Лондиниум.
И еще он мечтал вернуть Монтфорду былую славу, подняв ее выше прежнего стандарта.
Теперь благодаря Бланш он получил доступ к средствам, которые помогут его мечтам осуществиться.
В то утро он раскопал почти невредимую статуэтку Фавна, козлоногого бога, известного в греческой мифологии под именем Пана. Кончик его эрегированного пениса был отбит, вероятно, еще тысячу лет назад, но то, что уцелело, поражало размерами. Люциан подумал, что Бланш придет в восторг от столь пикантной вещицы и, возможно, пожелает обменять на нее не только уроки поцелуев.
При одной лишь мысли об экзотической Бланш у Люциана заныло в паху. На мгновение он задумался, не пойти ли переодеть рубашку, но заставлять столь очаровательное существо ждать не хотелось. Бланш знает, что он будет работать и вряд ли надеется ее увидеть. Ведь она сказала, что пришлет агента. Пусть простит ему грязный воротничок и запах трудового пота.
Но, по правде сказать, он с трудом сдерживал себя, чтобы не припуститься бежать при мысли, что она рядом.
Торопливо войдя в гостиную, он обнаружил ее стоящей спиной ко входу, смотрящей в высокие окна в заросший сад. Облитая светом и эфемерная, с золотыми кудрями, струившимися по спине, она казалась скорее ангелом, чем соблазнительницей. Вчера он пытался угадать цвет ее волос под напудренным париком и цвет глаз под оперенной маской.
— Бланш, — обратился он к ней.
— Нет, милорд, мадемуазель Латур редко встает до обеда. А я отдохнула и готова приступить к работе.
Она повернулась к нему.
— Дейзи Дрейк.
— Люциан Боумонт. Теперь, когда стало ясно, кто есть кто, можно приступить к работе. Как видите, я привезла деньги, которые вы просили у мадемуазель Латур.
Она указала на небольшой ящичек, стоявший на столе в углу. Отчаянно нуждаясь в деньгах, Люциан тем не менее не знал, как сможет принять их из рук Дейзи Дрейк.
— Минуточку.
Люциан упрекнул себя в том, что в какой-то момент принял Дейзи за Бланш.
Дейзи Дрейк была на голову ниже куртизанки, и, когда заговорила, ее обрывистый английский не имел никакого сходства с живым французским Бланш. Платье из простого муслина, которое
