Ничего не ответил Аурангзеб. Потому и оставался он повелителем Калимегдана, что умел чувствовать приближение нового ветра. И сейчас это ощущение захлестнуло его целиком.
Одинокий всадник мчался по плоскогорью, направляясь в сторону джунглей, туда, где высятся башни Патампура. Недобрую весть вез он с собой в седле. Весть эта настигала его по пятам, она клубилась пылью у него за спиной и с каждым часом становилась эта пыль все гуще. Большой отряд движется к Патампуру.
Скорей! Скорей! Гонец погоняет коня.
Вот уже мелькнуло сверкающей на солнце тарелкой озеро. Смятые, истоптанные конями камыши не успели еще подняться, и птицы не строят в них гнезда. Что-то скверное произошло в этих камышах, что-то дурное разорило их. Конь испуганно шарахнулся в сторону, когда зловоние ударило ему в ноздри. Полуобглоданное животными, истыканное стрелами тело женщины лежит на пути, словно пророчество — словно видение того, что ожидает непокорных, если Шраддха возьмет Патампур.
Дурной знак. Свистнув, гонец огрел коня плеткой.
Глава восьмая
Мнение Конана о женщинах
Долго не мог Траванкор решиться на этот разговор. С тех самых пор, как закончился большой праздник во дворце Авенира. Юноша и сам не знал, чего боялся больше: услышать от Рукмини «нет» или услышать от нее «да»…
Отсиживался в библиотеках Патампура. Загонял себя на тренировках на поле за стенами. Но мысль то и дело возвращалась к той ночи у костра, к образу Рукмини на качелях… Эта картина так и стояла у него перед глазами.
Посоветоваться с учителем, со Шлокой, Траванкор не осмеливался. Он предвидел ответ Шлоки. «Ты теперь — взрослый мужчина, воин, от которого зависят судьбы других людей, — скажет Шлока. — Но прежде всего тебе следует разобраться с собственным сердцем. Понять, что тебе дороже: дружба Арилье или любовь Рукмини. Оба они готовы отдать за тебя жизнь, Траванкор. Чью жертву ты примешь?»
Поэтому Траванкор, после недолгих колебаний, решил посоветоваться с чужаком.
Он отыскал Конана в одном из милых кабачков на окраине Патампура. Собственно, это был не кабачок, а лавка под навесом из пальмовых листьев. Там продавалась посуда, кое-что из мелочей, необходимых в хозяйстве, а еще — прохладная вода и ячменное пиво, отлично утоляющее жажду.
Сюда приходили посудачить люди, когда все домашние дела были переделаны, а времени до сна еще оставалось немало, и следовало как-то провести досуг. Здесь обсуждались новости, передавались слухи и сплетни.
К рослому киммерийцу обитатели Патампура и особенно завсегдатаи лавочки привыкли на удивление быстро. Траванкора поражало: с какой легкостью и простотой северянин сходился с людьми. Должно быть, доверие вызывала его манера держаться: Конан умел выглядеть чрезвычайно простодушным. Эдакий простак-варвар.
На самом деле он был хитер и наблюдателен. Траванкор подозревал, что варвар нарочно торчит в кабачке и слушает разговоры. Как-то раз Конан с самым серьезным видом говорил Шлоке, что радже Авениру следует больше доверять горожанам: жители Патампура поддержат своего владыку в любом случае. «Они даже готовы простить ему поражение, если таковое воспоследует», — добавил киммериец.
И Шлока кивал, довольный результатами «разведки».
И теперь Траванкор без труда отыскал Конана на его излюбленном месте, под навесом. Киммериец сидел, скрестив ноги, на земле: было очевидно, что такая поза ему привычна.
Несколько минут Траванкор рассматривал северянина. Юноша как будто впервые видел его. И поневоле задумался: кто он, собственно, такой — этот Конан? Где он побывал? Что повисли ярко-синие глаза, весело поблескивающие на загорелом лице? Откуда у Конана вон тот шрам? А этот шрам, на плече? И не след ли от плети — вон там, на ребрах? А поперек груди — не отметина ли от копья?
Чем он занимался в жизни? Поговаривали, будто Конану доводилось быть и гребцом на галере, и вором, и чуть ли не храмовым прислужником…
Одно очевидно: сейчас киммериец свел дружбу со Шлокой, а Шлока видит людей насквозь. И если Шлока доверяет варвару, значит, и Траванкору можно ему довериться.
Имелась еще одна причина, по которой юноша выбрал Конана себе в собеседники на сей раз. Конан слыл исключительным любимчиком женщин. Сколько он жил в Патампуре, столько пользовался их ласками, угощением и прочими услугами. Они чинили ему одежду, угощали его сладостями.
Вот и сейчас племянница хозяина лавки, незамужняя особа лет тридцати, бросает на киммерийца умильные взгляды. Наверняка они проведут вместе ночь.
При одной мысли об этом у Траванкора забилось сердце: он попытался вообразить себе Рукмини на ложе рядом с собой и едва не потерял сознание от волнения.
Заметив Траванкора, Конан приветливо кивнул ему. Юноша сделал жест, приглашая варвара присоединиться к нему. Конан нехотя выбрался из-под навеса. Племянница хозяина проводила его встревоженным взглядом: ей очень не хотелось, чтобы киммериец покидал ее.
— Что случилось? — спросил Конан вполголоса.
Молодой человек отвел глаза. Шлока говорил ему, что если уж принял решение, не следует колебаться. Но Траванкору непросто было выговорить то, что камнем лежало у него на сердце. Он сделал паузу, набрал полную грудь воздуху и наконец выпалил:
— Рукмини… Мы с Арилье оба любим одну и ту же девушку.
Конан не сводил с него ярких синих глаз и молчал. Ждал продолжения. Траванкор беспомощно пожал плечами:
— Вот, собственно, и все. Звучит не слишком красиво. Все уложилось в одну фразу. А на самом деле…
Он не закончил. Вместо него фразу завершил Конан:
— А на самом деле вся эта история чревата серьезными последствиями.
Траванкор молча кивнул.
Конан поразмыслил немного. Затем спросил:
— Арилье знает, что ты — его соперник?
— Наверное… Подозревает — наверняка.
А кого предпочитает Рукмини?
— Не знаю…
— Почему ты советуешься со мной, Траванкор? — спросил варвар. — Я здесь чужак. Я не знаю здешних обычаев… — Он хмыкнул. — Кроме того, мой совет может оказаться попросту неправильным. Спроси лучше у своего учителя, если ты боишься спрашивать у своего сердца.
У Траванкора похолодели ладони. Конан выражался почти теми же самыми словами, что и Шлока. Не то слишком много времени киммериец проводил с учителем и набрался от него манер — не то они со Шлокой на самом деле гораздо больше похожи друг на друга, чем можно было бы предположить.
Сердясь, Траванкор ответил:
— Мое сердце разрывается на части.
— Если Рукмини любит тебя, возьми ее в жены, сказал Конан. — Арилье как-нибудь переживет это обстоятельство. Он — парень красивый и веселый, за него любая охотно пойдет. — Киммериец качнул головой. — Арилье никогда не сделает ничего дурного ни тебе, ни Рукмини. Даже если вы оба причините ему страдания.
— А если… нет? — прошептал Траванкор.
— Тогда плохи твои дела, дружище, — просто сказал варвар. — Вряд ли ты сумеешь полюбить другую женщину. Ты человек глубокий, склонный к задумчивости. Ты молчалив, а это признак одинокого сердца.
